Hам светят молнии
Шрифт:
– Ну так!..
– Взрывчатку не нашли?
– Под главным въездом возле опор. Лежала в обычных мешках.
– Много?
– Прилично. Снарядный керамит в стружках. Мы не взвешивали, но центнера три наверняка будет.
Полковник нахмурился.
– Если керамит, на станцию вполне могло хватить.
– Ясное дело. Все-таки триста килограммов!
– Однако не взорвали. Почему? Даже странно.
– Что странного? Просто не успели. Они ж тут всего парочку дней гужевались.
Павел
– Надо все-таки пошарить в домишках.
– Пробормотал он. Не может такого быть, чтобы никого не осталось. Хоть одного язычка, но найдите.
– Так на хрена?
– простодушно удивился Мацис.
– Для показательного расстрела, что ли?
– Дубина ты стоеросовая!
– полковник устало взглянул на разведчика.
– Это же не последние пуриты, правильно? А врага надо знать в лицо. Душу его изучать, повадки.
– Врага надо бить.
– Не будешь знать, не будешь и бить.
Мацис кротко вздохнул.
– Значит, поищем. Как скажете, Павел Матвеевич...
***
Вместо пространства - звуки, вместо людей - цветочные бутоны, и кругом пенные волны стен, бьющие по ребрам обломки кораблекрушений - столы, стулья, ручки дверей...
Как хочется любить! Всех и каждого! Может, в этом и кроется истинный смысл опьянения? Хмель - иллюзия любви, которой не хватает в действительности. Иллюзия, но не суррогат. Ибо любовь не подделываема. Алкоголь лишь пробуждает то, что кроется в нас до поры до времени. Пара стопок, и ты становишься воздушным змеем, тебя приподымает над землей и уносит вслед птичьим стаям в теплые края. Еще порция, и ты превращаешься в ветер - мощный, живой, всепроникающий, призрачным языком слизывающий с побережий города и рыбачьи поселки. Сегодня, впрочем, он был отчего-то не ветром, а поездом. Возможно, потому что понятие ветра постепенно уходило в небытие, исчезало из людской памяти. Главной реальностью становились вагоны, значит, и превратиться в таковые было неизмеримо легче.
Скорость снижается, кто-то дергает в голове стоп-кран, и карусель окончательно замедляет бег. Хлопают створки, Егора выбрасывает в чей-то спор. Пыльный тамбур, подозрительно знакомые голоса, но лиц не разглядеть. Приходится шарить руками. В пыли о озвученной пустоте.
– ..Ну и что? Я, к примеру, с Урала! Из города Екатеринбурга, слыхали о таком?
– Слыхали. Где-то возле Москвы, так?
– Сам ты "возле"! Совсем даже не возле. Екатеринбург, к примеру, столица Урала, бывший Татищевский бастион близ Рифейских гор. На три четверти - хрущевки, на одну десятую дворцы.
– Дворцы - это как?
–
– И что?
– Ничего. Думал засечем шпили и крыши, а лента ползет - и ничего. Пусто там. Бездна голимая, точно и не было никакой столицы.
– Может, врет твой эхолот? У нас сейчас, как в Бермудах, - стрелки пляшут, приборы отказывают.
– Кто знает, может, и врет.
– А насчет бездны как раз понятно. Тут ведь все написано... Разверзлись хляби небесные и лил дождь сорок дней и ночей, поднималась вода и по истечению сорока суток покрылись водой самые высокие горы...
– Что ты нам туфту всякую читаешь? Давно наизусть выучили! Только тем и занимаемся, что читаем о башнях да о потопах.
– Каких еще башнях?
– Дубина! Помнишь Вавилонское чудо? Когда, значит, языки перемешались, люди гордыми стали, крутыми, - башню затеяли строить. Вот им и врезали по кумполу.
– А потом водичкой из леечки...
– Дурак! Водичка - это совсем в другом веке.
– По-моему, в том же.
– Ты сюда мостик перекидывай, сюда! Вавилон - и наш двадцать первый век. Как ни прикидывай, одна картинка. Люди в единое целое превратились, границы стерлись. Плюс ассимиляция полов, повальная бисексуальность, наркотики и телезомбирование. При этом к бессмертию умудрились подойти, ген старения вычислили.
– А еще клонирование запчастей!
– Точно! У моего соседа ногу заново вырастили, глаз живой вставили. Он по пьяне под трамвай попал, а из больницы вышел свежее прежнего. Нехило, да?
– Я еще про языки не сказал. С ними та же тарабарщина. Раньше-то один-единственный был. То есть при Вавилоне.
– Ну да?
– А ты как думал? Лингвисты так прямо и говорят: был, мол, первоязык, от него пошли все прочие. Сравни хоть немецкий с французским, хоть английским с русским!
– Чтобы сравнивать, нужно владеть, к примеру, особым метаязыком, языком - посредником, который в равной степени мог бы описывать сравниваемое.
– Ты еще о метемпсихозе заговори!
– Что тут говорить - и так ясно, все станем акулами. Кем больше-то?
– Не-е... Ты, Горлик, акулой не станешь. Скорее, карасем. С красными опухшими жабрами и слезливыми глазками. Или кактусом с тыквой.
– Кактусом с тыквой?
– Ну да. Голова, значит, в тыкве, задница в кактусе.
– И вовсе даже глупо, к примеру...
– Тут, мужики, другое непонятно. Почему именно сорок дней и ночей?
– Вот я и говорю - тыква! И он тыква, и ты.
– Ты ответь, не ругайся!
– Все течет, все изменяется. Сорок дней вполне могли трансформироваться в сорок лет.