Хан Батый и десантники. Книга 3. Становление
Шрифт:
Ингвар радушно принял нас и лично привёл в собрание, указав мне и Иманкулову места на скамейке среди бояр. Присутствовали и Кобыла, чьи холопки исполняли обязанности наложниц у курсантов, предстоятель главного собора, отец Варсонофий и сам, епископ Муромский и Рязанский Ефросин Святогорец. Выслушали доклад одного из бояр по сбору налогов с нынешнего урожая, который в этом году оказался несколько ниже прошлогоднего. Другой боярин отчитался за расходы казны, в том числе и на содержание 300 Рязанских волонтёров, также на помощь Маргеловскому отделению.
После них князь предоставил слово Судейкину. Судейкин: –
Вернуть их нет никакой возможности и поэтому, не посчитает ли дума возможным, объявить их свободными, учитывая, что мы найдём им достойное применение, позволяющее принести большую пользу и прибыль княжеству?
– Ого, как вскинулись бояре! Как так? Не можно так решать! Есть закон, о не подлежащем времени, возврате холопов прежним хозяевам. До самой своей смерти, они будут считаться собственностью хозяев и никакой альтернативы не может быть. Более того, решение об их освобождении подорвёт основы государственности и личной собственности, освящённой законами и церковью! Я вновь призвал бояр к логике – послушайте, ведь эти холопы всё равно недостижимы и, мало того, при попытке их возврата, прибегнут к вооружённому отпору, что повлечёт жертвы и большие государственные расходы, а возможно и гибели самих этих холопов.
Какой смысл считать их своими? Это совершенно неразумно. Подумайте сами – я предлагаю возможность вернуть сотни, а может быть даже тысячи людей в лоно государства и церкви! Это ведь даст немалые деньги в казну государства и, в конечном счёте, вам самим! В дальнейшем последовала продолжительная перепалка. Высказался и князь, в том духе, что я даю дельный совет, который даст княжеству прибыль и новых подданных. Выступил и епископ Ефросин, призвав бояр проявить человеколюбие и милость к несчастным, приводя пример, что все эти холопы являются такими же христианами, как и здесь присутствующие. Эта склока продолжалась два часа, но нам удалось всё-таки убедить бояр в их недальновидности и бессмысленности настаивать о признании прав собственности на отсутствующие объекты (холопов).
Это словесное сражение было настолько тяжёлым, что о всеобщем признании холопов свободными в целом по княжеству, не могло быть и речи. Я решил отложить этот вопрос на неопределённое время. Я понимал, что и решение об освобождении наложниц тоже не удастся протащить и решил этот вопрос решить полюбовно с самим боярином Кобылой. Покидая собрание, я шепнул Кобыле, что у меня есть к нему разговор. Я отпустил Иманкулова, предложив ему навестить Паруша, пока я буду уговаривать Кобылу дать вольную свои холопкам. Кобыла вышел следом, и я зашёл с ним в какую-то свободную комнату. Мы уселись на лавку у стены, и я изложил ему свою просьбу. Кобыла насупился и помрачнел.
– Нет! – сказал он. – Я не дам им вольную. Чего ради, я буду разбрасываться своим имуществом?
Я мог бы напомнить ему, что этих наложниц он выдал нам по приказу ханши Боракчин, ослушаться которой он никак не мог. Но тут я понял, что мы сами виноваты, не потребовав в своё время купчей на владение имуществом. Ну что тут поделаешь? Придётся торговаться
Хотя бояре принудили меня согласиться на составлении списка всех отпускаемых на волю холопов, с указанием их бывших хозяев. Я взглянул на свой перстень, который мне подарили возвратившиеся из похода в Баку волонтёры. Я понятия не имел о его стоимости, но был уверен, что стоит он дорого. Я снял его с пальца и протянул Кобыле – вот возьми за девок! Он взял перстень, и я заметил, как загорелись его глаза.
Кобыла произнёс: – Ладно господин лейтенант, только по дружбе, отдам тебе твоих девок. Заходи завтра за купчей. Я не хотел задерживаться в Рязани и попросил его прислать купчую с нарочным. Мы распрощались, и я направился в сторону выхода. Я задумался, вспоминая отчаянную борьбу за свободу холопов и не услышал шагов сзади. Удар сзади по голове, и я отключился.
Судейкин: – Я очнулся, ощущая под собой дно телеги, подскакивающее на ухабах. Меня куда-то везли. Руки мои были связаны сзади, ноги тоже. Мало того, верёвка была пропущена между руками и ногами внатяжку, заставляя меня выгибаться назад.
Я перевернулся на бок и увидел вверху облака и опустившееся солнце. Видимо я был без сознания не меньше пары часов, если меня везут уже далеко за городом. Впереди маячила спина возничего, понукавшего лошадь. По одежде это был обычный простолюдин. – Очнулся? – услышал я сзади. Там скакали несколько всадников, вооружённых и одетых в доспехи. Я не ответил. Да и меня больше не спрашивали.
Через час мы заехали на какой-то двор. По увиденной мною макушке церкви, я понял, что это, скорее всего, монастырь. Телега остановилась. Меня выволокли из неё, и потащили в распахнутую дверь. Проволокли по ступеням в подвал и втолкнули в тесную клетку.
– Повернись спиной, – приказал один из стражей. Я повернулся и тот развязал верёвки. Я тут же начал тереть и массажировать затёкшие конечности. – Посиди пока тут, объявил тот же страж и вышел. Я оказался в подвале, тёмном и душном. Имелось одно маленькое окошко в стене, настолько засиженное мухами, что через него едва пробивались лучи ещё не скрывшегося солнца. Помещение 8х6 метров, с рядами клеток вдоль стен, точно таких же, как и у меня. Размер клетки метр на метр, что позволяет усесться, но не лежать. В середине стол и два стула. На одной из стен висят какие-то предметы. Приглядевшись, я понял, что это орудия пыток – плети разной длины и толщины, какие-то железяки. Ну, я попал, наконец смог я начать мыслить.
Что же случилось? Я помню, шёл к выходу из терема, когда получил удар по затылку. Вот что значит не носить шлём! Берет -не самая надёжная защита от удара дубиной! Кто же меня приласкал? Клеток я насчитал аж 16 штук. Ещё одна клетка, третья от меня, была занята каким-то неопрятным типом, одетым в рваньё, но было видно, что его одежда не так давно была достаточно богатой. Его короткие волосы слиплись от грязи и крови, да и сам он был невероятно грязен, будто его валяли в болоте, а потом катали по пыли. Он сидел, отрешившись от мира, ничего не видя перед собой, уставившись в одну точку. Он не обратил внимания на моё появление и даже не изменил направления взгляда. Чокнутый- подумал я.