Ханская дочь. Любовь в неволе
Шрифт:
Сирин подъехала совсем близко к зарослям, когда внезапно перед ней на тропинку выскочил бородатый офицер и крикнул:
— Стоять! Брось оружие!
Сирин, разумеется, не поняла ни слова, но интонация, а главное — направленное на нее ружье говорили сами за себя. Она осадила апатичную лошадку и подняла руки, с иронией наблюдая, как швед с опаской оглядывается по сторонам, чтобы проверить, одна ли она. Драгуны вышли из убежища, только когда окончательно убедились, что русский и в самом деле ехал в одиночестве. Они смотрели
Лейтенант в линялом голубом мундире и старых штанах желтой кожи догадывался, впрочем, что убийству русского начальство не слишком обрадуется.
— Ты кто и чего тут ищешь?
По выражению его лица Сирин догадалась о смысле вопроса.
— Владимир Сафронович Бутурлин, мне необходимо срочно поговорить с генералом Любекером, — ответила она по-русски и прибавила несколько слов, услышанных от Пааво.
Лейтенант сморщил нос, словно заслышав тяжелый запах скотного двора, а затем холодно рассмеялся.
— Господин желает поговорить с генералом? Почему не с королем? — спросил он на сильно ломаном русском.
Сирин вздохнула — то, что швед хоть немного понимает русский, облегчало задачу.
— Потому что ваш король со своим войском находится в Белороссии!
— А что тебе нужно от нашего генерала? — спросил лейтенант уже несколько мягче.
— Приветствовать его от имени нескольких друзей, чьи имена мне не хотелось бы сейчас называть. — Показать облегчение было бы ошибкой, но тем не менее первая схватка осталась за ней. Швед потерял уверенность в себе и не осмелился дальше задавать вопросы.
Вместо этого он обратился к одному из подчиненных:
— Андерс, прими командование! Мне нужно сопровождать этого русского в штаб.
Затем лейтенант повернул коня и подал русскому знак следовать за ним. Офицер так и не смог решить — пленника он везет или гостя. Проехав две версты, они достигли наконец колонн шведского войска, которые по-прежнему неуклонно продвигались вперед. Разве что расстояние между отдельными отрядами стало меньше, а фланги охраняли гренадеры с ружьями.
Все смотрели на Сирин с удивлением и страхом — можно подумать, она была из племени людоедов — и пропускали их.
Теперь они ехали вдоль марширующей колонны. Внезапно к ним подошел богато одетый мужчина в темно-синем кафтане, щегольски повязанном шейном платке и в огромной шляпе, украшенной разноцветными перьями. На сапогах, доходивших почти до бедер, побрякивали серебряные шпоры, а на широком кожаном поясе висел кинжал, рукоятка была сделана из слоновой кости и украшена драгоценными камнями, но самым приметным в его внешности были кольца, которые он носил, надевая прямо поверх перчаток. В первый момент Сирин подумала, что это и есть генерал, и внутренне подобралась.
Мужчина недовольно оглядел лейтенанта:
—
Тот отсалютовал:
— Разрешите доложить, господин майор. Я схватил русского.
Мужчина, казалось, только что заметил Сирин:
— А почему ты ведешь его сюда, а не отдашь палачу?
Нильсон покачал головой:
— Это офицер. Он хочет говорить с генералом.
Майор, казалось, заинтересовался:
— И что такому, как ты, нужно от генерала Любекера? — По-русски он говорил чуть лучше, чем лейтенант.
Сирин сбросила с себя страх, словно грязное платье, и чувствовала только взвинченность. Она посмотрела на майора равнодушно и спокойно, как на докучливого караульного:
— Передать ему поклон от пары его добрых друзей… и предупредить генерала.
— О каких друзьях идет речь? И от чего ты хочешь предостеречь генерала?
— Об этом я буду говорить только с ним лично. — На мгновение Сирин испугалась, что зашла чересчур далеко, и поняла, что успех дела сейчас балансирует на лезвии ножа. Недовольный майор, казалось, готов прямо сейчас отдать ее палачу. Но он хмуро высморкался и ткнул пальцем в лейтенанта:
— Ты можешь возвращаться, Нильсон! А ты, русский, спешивайся.
Майор окликнул солдата в грязнейших штанах и приказал ему взять лошадь.
— Да хранит тебя Бог… — сказал швед пленнику, — если ты приехал только для того, чтобы отнимать время у генерала.
Сирин глубоко вздохнула, надеясь, что ее вскоре проведут к Любекеру, тогда не придется иметь дела с другими высокопоставленными офицерами. Майор отвел ее к месту, где расположился на привал авангард шведского войска.
Было видно, что топкая почва с трудом выдерживает гати даже без людей — опорные бревна на глазах уходили все глубже. Несколько офицеров, словно на острове, сгрудились на пятачке твердой земли — их окружала охрана из солдат с ружьями на изготовку. Командиры жарко говорили о чем-то, по всей видимости, обсуждали, стоит ли обогнуть этот участок болота или все дело только в том, чтобы взять более длинные сваи. Одеты они были почти так же роскошно, как и майор, сопровождавший ее. Впрочем, генерала Сирин отличила тотчас же — по его манере держаться, но главным образом по подобострастным лицам стоявших поблизости.
Одет Любекер был не столь нарядно, как ее конвоир, но все же генерал был весьма элегантен и подтянут. Синий мундир сидел на нем как влитой, кожаные, отблескивавшие лаком черные сапоги доходили до колен, на голове у него красовалась черная широкополая шляпа, украшенная единственным пером, на шее генерал носил толстую цепь с медальоном, через грудь наискосок шла широкая желтая перевязь, а на кожаном поясе покачивался кинжал.
Когда майор подошел к нему, генерал рассерженно обернулся, видимо, речь действительно шла о чем-то важном: