Характерник. Трилогия

Забусов Александр

Толкая перед собой плотик с узлом одежды, боеприпасами и автоматом, Сергей старался плыть тихо. Текучая, не успевшая за полночи остыть вода, ласкала натруженное тело. Позади него, тащился привязанный к ремню тонкий телефонный провод, захваченный еще в части, вот на такой случай. Доплыли незамеченными с берега, выбравшись под крутой подъем, помахали своим руками. Пока пятеро красноармейцев переодевались, голый Лебедев подтаскивал уложенные на три плотика, связанных между собой, вещевые мешки с взрывчаткой. Сопровождая взрывоопасную поклажу, рядом пересекали реку остальные разведчики. Удачно переправившись, помогая друг другу, один за другим взобрались на береговую возвышенность. Первыми в расположение противника проникли по обыкновению лазутчики.

Затем выступило всё подразделение, двигаясь небольшими группами, на расстоянии зрительной связи, неся за плечами тяжелые баулы вещевых мешков. Боковые дозоры, после перехода ушли последними. Возложенная задача не позволяла отряду отвлечься или ввязываться в бой. К рассвету оставили далеко за спиной немецкий речной рубеж.

Перебравшись на западный берег, и следуя по намеченному маршруту, в серости утра разведчики разглядели, насколько отличается природа берегов. Песчаные и болотистые низины, можно сказать, попадались на каждом шагу. Множество балок и дубрав прятали советских людей от посторонних глаз. На склонах возвышенностей, то там, то сям, встречались беленые хатки хуторов. Сеть полевых дорог, раскиданных по местности, приводила в трепет от неизвестности. Котов отметил про себя высокую исполнительность приказов немцами, полевая жандармерия работала в армейских тылах как часы, привлекая себе в помощь полицаев. Поисковая партия трижды встречала на своём пути патрулей на мотоциклах, и трижды командир принимал решение обойти их, уклониться от боя. Захаров твёрдо помнил слова ротного: «Не обнаружить себя и в бой не вступать даже с одиночными солдатами. Ваше дело, взорвать железнодорожный мост. Нельзя допустить, чтобы немецкие резервы беспрепятственно подтягивались к передовой линии».

Вымотанные до предела, сделав незапланированный ни кем крюк в лишних четырнадцать километров, преодолевая мелкие речушки, которых и на карте-то не было, разведчики к закату дня вышли на подступы к мосту. Рассматривая его в окуляры полевого бинокля, лейтенант сказал лежавшему на пригорке рядом с ним старшине:

— К концу следующего дня этот железнодорожный мост должен быть взорван. Если потребуется лечь костьми у моста, мы ляжем.

— Ляжем, ляжем, — согласился с командиром Котов. — Дай в бинокль поглядеть, где ложиться будем.

Железнодорожный мост через реку был виден как на ладони. В бинокль он смотрелся большим сооружением, выстроенным из бетона и металла, можно было различить клепки и болты на фрагментах конструкции. Вечерело. Фашисты хоть и были уверены в своей полной безопасности, но охрану на ночь усилили. Теперь старшина понял, почему их послали на подрыв этого монстра. По обоим берегам реки, и даже с двух сторон от насыпи фашисты устроили позиции зенитных орудий, обложенные мешками с песком. На выездных направлениях, на подступах к мосту красовалось по ДЗОТу. Хатку путевого обходчика, с советских времен выстроенную метрах в пятидесяти сбоку от рельсового полотна, новые хозяева преобразовали в караулку. Помимо патрулей и караульных, скорее всего по причине теплого времени года, и у караулки и у моста, да и внизу у самой реки присутствовала фигова туча военных, и все при оружии. Но, может быть, ночью положение изменится?

Лейтенант уже хотел послать к объекту нескольких бойцов, которые должны были вести за ним наблюдение и в нужный момент бесшумно убрать часовых, когда Котов указал ему на опушку леса. Это вовсе не окраина леса, и вовсе не поляна на подступах к мосту. Это рукотворная вырубка, специально очищенная и пристрелянная камрадами из ДЗОТа, ловушка для идиотов. Вот так в раздумье, глядя на мост, и лежали, всей поисковой партией. Видит око, да зуб неймет! За все время отдыха и созерцаний, в обе стороны по мосту прошло четыре эшелона, из них три в сторону фронта и явно не пустые. Во всяком случае, на платформах одного из них передислоцировали танковую часть.

— Товарищ лейтенант, ребятам может ночью работать предстоит, — высказал командиру Сергей. — Может, половину из них отправите спать?

Мы ведь и без них покумекать сможем.

Соглашаясь, взводный кивнул сержанту Остахову:

— Женя, давай со своими, спать идите.

— А где расположиться?

Старшина предложил, глядя в лицо взводному:

— Правее назад, метров сто ложбинка параллельно реки. Место хорошее и мешать никто не будет.

Лейтенант утвердительно кивнул, отвернувшись к мосту, вновь занялся изучением подходов к нему. По всему выходило, что взорвать его можно было только при лихом наскоке. Нет! Может ночью все изменится. Заснет часовой, нападет понос сразу на обоих патрульных, вышагивающих вдоль насыпи с их стороны, и они побегут до ветру, прямо в руки разведчикам. А может прицепиться к поезду, порезав сопровождающих, и взорвать его на средине реки? Что же делать? По полевой дороге, к караульному помещению, грузовой «Ганномаг», что-то подвез. Сверхчеловеки так загалдели, что их голоса услышали через реку в месте лежки. Выкрики и смех не прояснили перед Захаровым полноту картины.

— Чего это они гогочут?

— Радуются, жрачку привезли. Сейчас термос откроют, еще и кофием запахнет.

— А ты почем знаешь?

— Да ведь балаболят громко.

— Немецкий знаешь?

— Да.

— Я вот тоже, в пределах школьной программы, а понять их не смог.

— Так ведь в пределах школьной!

Лежа на животе, вглядываясь в темень, где поблескивавшая в лунном свете река оттеняла громаду моста, Сергей сорвал травинку перед своим лицом, сунув в зубы, прикусил стебелек. Рот наполнился вкусом зелени, даже легкой горечи. Охрана моста зажгла прожекторы, как правило, используемые при подсветке небосвода при авианалетах. Ними прошлась по округе, высвечивая подступы к объекту, саму насыпь с «железкой». Луч, спотыкаясь и цепляясь за все выступы темноты, продефилировал по месту расположения бойцов. Все инстинктивно прижали голову к земле. Неприятная штука, надо сказать! У самого моста народу поубавилось, оно и понятно — лишние ушли спать. Как же к тебе подойти? А еще и минировать придется, потом подрывать. Охрана ведь не будет просто смотреть, как около двух десятков русских нагло подойдет к мосту, а Захаров с дружеской улыбкой скажет, что-то типа: «Эй, друг, ты тут погуляй во-он там, пока мы мост рванем!»

Подползти на минимальное расстояние, а потом «на ура», атаковать мост? Ребят жалко! Если не все, то половина точно, как взводный сказал, костьми ляжет. Оно надо? Вот и выходит, хоть круть верть, хоть верть круть, а придется ему поработать дедовским способом. Охо-хо! Вернутся, задолбится оправдываться. Что, да как так, да почему? А, объясни. Охо-хо! Скосил взгляд на Захарова. Тот начинал по-взрослому нервничать. Что, Данила-мастер, не выходит каменный цветок? Вот, то-то и оно, что придется ему. Убрал из голоса официальный тон:

— Слышь, лейтенант? Не придумаешь тут ничего. Немцы не дураки, понимают значение объекта. Давай попробую я с Селезнем, ну и еще с кем, третьим, кого назначишь сам, эту байду на воздух поднять. Только тот, кто пойдет, должен быть храбрым, но не безбашенным, и маловпечатлительным, не эмоциональным. Я пока твоих людей не знаю.

Лейтенант с интересом воспринял сказанное старшиной.

— Человек есть. Как ты собрался мост рвать? Это мне не понятно.

— Прадед у меня из казаков, в своей станице ведуном да знахарем был. Вот и меня научил, людям глаз отводить. Если согласен, то незаметно подберемся, да и взорвем проклятый мост.

— Дело хорошее, но не верю я в эти сказки.

— Да ты сам-то не верь! Ты согласись на предложение, да бойца нужного предоставь. Дальше дело за мной.

— Так я сам с тобой пойду.

— Э-э, нет. У тебя мысли через край прут, не удержу их, засыплемся. Ты мне флегму дай, так, чтоб все ему до п…ды было, но, чтоб не трусил. С Селезневым я работал уже, мне он понятен, как патрон в автомате. Так, Селезень?

— Ага.

— Со мной на дело пойдешь?

— Так точно, — осклабился, лежавший под боком моряк.