Харбин
Шрифт:
Асакуса поставил стакан на стол.
– Был интересен. Я «подвёрстывал», – он перешёл на русский, – этого Сорокина под Родзаевского. Одно время они были очень близки, а мне надо было знать, чем дышит моя правая рука по Бюро российских эмигрантов.
– И какая поручирась «вёрстка»? – Номура соревновался с полковником в знании русского языка, оба владели им блестяще. – Здесь вот какая «петрушка» поручается…
Полковник, не переставая разливать чай, перебил собеседника:
– «Петрушка» получается «кудрявая»…
– Да уж куда «кудрявее». – Номура постарался не дать Асакусе выиграть эту маленькую баталию.
Оба улыбнулись.
– …Ну
Асакуса кивнул.
– Так вот! Мы дали ему задание приглядеть за домом Адельбергов…
Когда Номура упомянул фамилию Адельберга, полковник насторожился.
– …Это было сегодня утром! Где-то около шести утра он встал на точку и увидел, как из их дома вышел этот, старик…
– Тельнов, – подсказал Асакуса.
– Да, Теринов! – Номура повторил за Асакусой русскую фамилию. – И Сорокин зачем-то пошёл за ним. Причём не пошёл, а побежал, и не просто побежал, а обогнул квартал и, вместо того чтобы просто идти за Териновым, даже обогнал его по параллельной улице…
Асакуса с удивлением посмотрел на Номуру:
– А что же тут странного? В шесть утра город пустой, и Сорокин, вероятно, не хотел, чтобы Тельнов его увидел! – Фамилию Тельнов Асакуса произносил, чисто выговаривая букву «л», зная единственный изъян Номуры в русском языке, – как большинство японцев, он, особенно когда волновался, вместо «л» говорил «р».
Номура досадливо поморщился:
– …Ему не надо было никуда идти. Вовсе! Ему надо было стоять и смотреть за домом.
– А смысл?
– В том-то и дело, что – смысл!
– ???
– Мы ведём слежку за всеми сотрудниками советского консульства…
– Известно!
– Радищев…
– Знаем Лапищева!
– Радищев, – Номура от волнения с ещё большим нажимом произнёс «р» вместо «л», – Радищев вот уже несколько раз, ночью, останавливался в разных местах, но всегда где-то близко к Разъезжей, где живут Адельберги. Сначала он на полном ходу выезжает из консульства, устраивает нам ночные гонки по городу, а потом пытается остановиться как можно ближе… к!.. А там, вы же знаете, низкие заборы, штакетник, сады… Все прозрачное! Там не спрячешься! – Номура передохнул. – Мы не можем идти за ним вплотную, приходится наблюдать с какого-то расстояния, и что происходит, когда его машина останавливается и попадает в мёртвую зону, мы не видим, поэтому поставили Сорокина недалеко от дома, а он, скотина, пошёл за этим Териновым, и мы снова пропустили момент остановки Рапищева.
– Да, неладно вышло! – по-русски произнёс Асакуса.
– Нерадно! Нерадно! – не заметив издёвки, по-русски повторил Номура.
– И так и не увидели, зачем остановился Лапищев?
– Так и не увидери. А очень бы надо бы…
«Ну и поделом вам!» – с удовлетворением подумал Асакуса, потрогал яркий сияющий горячий бок самовара и сказал:
– Я думаю, Номура-сан, что пора эту «петрушку» превратить в «бревно».
В этот момент Номура с хрустом разгрызал своими большими зубами кусочек сахара и не расслышал, что сказал полковник.
– Во что превратить? – переспросил он.
– В «бревно!» – повторил Асакуса.
– Вы хотите, чтобы мы сдали его в 731-й отряд? Зачем?
– Затем, чтобы ему там привили какую-нибудь
Оба на некоторое время замолчали, Асакуса вытащил из стакана ложку и положил её на блюдце рядом с кусочками колотого сахара.
– Номура-сан, мы с этим Сорокиным пытались работать довольно долго, ещё когда он служил в китайской полиции, но всё оказалось впустую. – Он сделал паузу. – А может и навредить, сам того не осознавая! Сильно пьёт и становится невоздержан в своих откровениях. Из-за этого его даже Родзаевский отодвинул от себя…
Номура прихлёбывал чай и внимательно слушал. Он чувствовал, что полковник говорит что-то не то, но входить в контры с Асакусой было не в его интересах. Уже много лет, ещё до того как армия микадо заняла Маньчжурию, он руководил в Харбине тайной японской жандармерией, а после 1932 года стал её фактическим начальником, хотя и числился в переводчиках, и делал это с большой выгодой для себя: торговля опием и содержание притонов приносили хороший доход. Когда Маньчжурию оккупировали и появилось множество японских чиновников, ему пришлось выдержать не одну баталию с ними, чтобы не упустить из рук этот выгодный бизнес. С назначением Асакусы сначала начальником русского отдела, а потом заместителем начальника Харбинской ЯВМ борьба за опиум немного стихла. Асакуса этим почти не интересовался.
– Поэтому, – продолжал полковник, – может быть, не стоит ему давать подобных заданий. – Он отпил глоток. – Может быть, отправлять его в 731-й отряд ещё и рановато, но, Номура-сан, давайте подумаем о том, как можно было бы использовать его болтливость в наших интересах. Вы понимаете, о чём я говорю?
После окончания совещания, которое они с Асакусой проводили каждые две недели для обмена информацией, Номура сел в машину и, отвечая на молчаливый взгляд водителя, сказал:
– Покатаемся.
Водитель дал сигнал, дежурный открыл ворота миссии, и машина выкатилась направо, на Больничную улицу.
«Дался ему этот Сорокин!»
Финал разговора с полковником беспокоил Номуру, и это его очень раздражало – Асакуса, конечно, чего-то недоговаривает.
«Постоянно подбрасывает мне этих русских. Местных. Эту помойку! Политические отбросы! Им бы объединиться… создать что-то боевое, единое… а они перессорились, раздробились, сбились в какие-то мелкие группы, партии! Тараканы!!! Именно – тараканы! Только тараканы всегда живут кучей, но никогда вместе! – Номура не мог успокоиться. – А с другой стороны, в чём его вина, это же я первый упомянул Сорокина!» Машину мирно покачивало на мостовой; Номура раздражался всё больше: «Он сделал правильное дело, объединил русскую эмиграцию, создал БРЭМ, хотя и БРЭМ буксует… Да при чём тут БРЭМ? Ерунда! Дело не в этом!»
Он уже понимал, что дело действительно не в этом, а в чём-то другом, чего он не знает, и это выводило его из себя.
«Адельберг? Зачем ему этот старый офицер? Нет! Что-то есть ещё, что-то более важное! Надо всё обдумать в спокойной обстановке!»
Проехав по виадуку над железной дорогой, водитель повернул на Участковую.
Номура уже окончательно был уверен, интуиция подводила его редко, что в ведомстве Асакусы что-то случилось важное, но что? И что он будет докладывать в Токио? Тут одним опиумом не обойдёшься…