Харбинский экспресс
Шрифт:
— Трогай! — прикрикнул ротмистр.
Кучер подхватил было вожжи, но тут штатский глянул на тротуар, где остался гость из восемнадцатого.
— Придержи-ка, — сказал штатский вознице и повернулся к доктору. — Сударь, поехали с нами. Ей-богу, теперь сыскным не до вас. Позже порадуете их откровениями. Если охота не отпадет. Давайте, что ли, свой саквояж!
Особняк стоял за узорчатой чугунной оградой. Он был двухэтажным, с двумя флигелями. Дом казался прелестным,
Позади кованых узких ворот на высоком стуле восседал швейцар в ливрее и при золотых позументах. Сбоку, на решетке, имелась небольшая полочка, на которой стояла тарелочка для визиток.
— Не прикажете ли за цветами? — спросил кучер, перегибаясь с козел. — Тут уж так принято. Знаем-с.
Ротмистр молча вручил ему ассигнацию и спрыгнул наземь.
— На чаек бы добавить… — заныл по привычке кучер, но, поймав взгляд офицера, немедленно смолк.
— Прибыли, — констатировал штатский, когда пролетка скрылась за поворотом. — Пойдемте, господа.
От ворот к особняку, через газон с розовыми кустами, вела широкая дорожка, посыпанная песком. Выводила прямиком к крыльцу — с портиком, с мраморными колоннами.
На первом этаже открылось просторное помещение. Нечто промежуточное между ресторацией средней руки и хорошей кондитерской. На стенах — картины в тяжелых рамах (постоялец из восемнадцатого машинально отметил копию Батоне, весьма неплохую), в центре зала — белый концертный рояль. Поодаль расположился оркестрион. А вдоль стен, под снежными скатертями, стояли столики. На венских стульях — немногочисленные, надо сказать, посетители. Только мужчины, без дам. Прислуживали двое официантов. В белых брюках, заправленных в красные полусапожки, белых перчатках и в малиновых рубахах с золочеными поясками.
Дальний угол занимал ломберный стол с зеленым сукном, за ним шла игра.
Ротмистр уверенно прошествовал в зал.
Штатский подмигнул доктору:
— Пойдемте.
Уселись все четверо — правда, после некоторой заминки, потому что старый генерал ни за что не соглашался расстаться с шинелью. В конце концов от него отступились, и он, покряхтывая, сел — с видом подозрительным и недовольным. Подлетевший официант подал меню. Однако еще до заказа на столе появились запотевший хрустальный графинчик, рюмки и блюдо с нарезанной бужениной.
Ротмистр устроился так, что свободно мог наблюдать за игрой, которая его увлекла совершенно. Он сидел вполоборота и, казалось, вовсе позабыл спутниках.
— Не возражаете, если закажу на всех? — спросил штатский, подвигая меню.
— Я не при деньгах, — сказал постоялец из восемнадцатого.
— Это понятно, — ответил штатский. — Но, может, согласитесь принять угощение? Не чинясь? Скажем так: в долг.
Доктор
— Вот и славно, — проговорил штатский, — люблю, когда без церемоний. А все эти морген-фри терпеть не могу! Давайте-ка лучше выпьем.
Он наполнил рюмки и выпил, не дожидаясь. Закусил бужениной.
— Вот что я думаю, господа, — сказал штатский, повеселев. — То, что мы тут собрались, не случайно. Это судьба. Фата-моргана. Или, если угодно, рука Провидения. Коли так, надо ж нам наконец познакомиться. А то как-то не по-человечески получается.
Он вытащил из серебряного кольца салфетку, заложил и произнес со значением:
— Сопов Клавдий Симеонович. Купеческого сословия.
— Клавдий Симеонович?.. — переспросил ротмистр. — Экого бравурного звучания у вас имя-отчество!
— Уж какое есть.
— Не обижайтесь. Это я от зависти. Мое именование значительно проще. Штаб-ротмистр Агранцев, Владимир Петрович.
— Где вы служили? — спросил вдруг старик в генеральской шинели.
— Я много где служил. В семнадцатом, перед самым ранением — в первом кавалерийском.
— Князя Долгорукого корпус?
— Точно так.
Старик, смотревшийся нахохлившимся воробьем, вдруг оживился.
— А мы с ним знакомцы. Где ж он теперь, не знаете?
Ротмистр неопределенно хмыкнул.
— Точно сказать не могу. Полагаю, уже во Франции. Осенью семнадцатого, когда стояли под Двинском, их сиятельство только и говорил, как мечтает отдохнуть под голубым небом Ривьеры. Уверен, это ему удалось. Во всяком случае, капиталы свои наш командир вывез из России благополучно.
Генерал больше вопросов не задал. По всему, ответ ротмистра ему не понравился. Но тому, похоже, это было в высшей степени безразлично.
— А что ж вы, ваше превосходительство? — спросил Сопов. — Не угодно ли будет представиться?
— Ртищев, Василий Арсеньевич, генерал, — сухо сказал старик. И прибавил с некоторой запинкой: — От инфантерии.
— О! Простите, ваше высокопревосходительство, — воскликнул Агранцев. — Могу ли в свою очередь поинтересоваться, кем вам доводилось командовать?
— В некотором смысле… я по интендантскому ведомству, — ответил генерал.
— Ну, будет, — проговорил Сопов, вновь разливая по рюмкам. — Эти господа военные, им только дай волю… Где служил, да как, да с кем? Простите, не всех это интересует. У нас тут еще таинственный незнакомец. Не угодно ли?
Постоялец из восемнадцатого поднял голову.
— Павел Романович, — сказал он. — А фамилия моя — Дохтуров.
— Фамилия занятию соответствует, — хохотнул Сопов. — Вы ведь лекарь?