Харон обратно не перевозит (сборник)

Нортон Андрэ

— Спытаем розно, — указал Федор и кивнул Митяю. — Ну — тко, брате, зведи ево на двор. Сам знаешь про что. А ты, — обратился он к Кузьме, розкали — ка кочергу. Спытаем молодшего.

Григ дернулся.

— Успокойся, — услышал он сквозь стук крови в ушах голос Чаки. — Иди. Я за себя постою.

Плохо соображая, Григ сунулся в дверь, на ватных ногах спустился по лестнице, двинулся за Митяем куда — то вокруг дома. Через камеры он видел Чаку, спокойно сидящую на лавке, Кузьму, сующего в печь толстый, согнутый кочергой прут, да артельщиков,

внимательно следящих за ним. Все это не предвещало ничего хорошего, и Григ вдруг почувствовал противную дрожь в руках.

— Да не волнуйся ты! — одернул его Гном. — Дал бы я добро при тревожном прогнозе?! Все будет в порядке.

— Ну что, — сказал Митяй, останавливаясь, — снимай крест.

Кузьма вынул из печи капающий искрами прут, сделал шаг к Чаке.

— Крест? — переспросил Григ, судорожно стискивая кулаки.

— Крест, крест, — Митяй смотрел выжидательно. — Иде он у ты?

Откуда — то из — за печи появился Анемподист. В левой руке он держал средних размеров деисус.

— Иде — иде! — зло отозвался Григ, — приваливаясь к стене и берясь за сапог. — Онамо же, иде у ти. Под пятою. Пошто ловишь — то?

— Ну — ну, — Митяй ухмыльнулся. — Пошто надобе, по том и ловлю! — И взяв крест, швырнул его на землю. — Мочись! — приказал он.

— Чево? — не понял Григ.

— Справь, говорю, нужду на крест — то.

— Брате, — торжественно обратился Федор к Чаке, остановившись от нее на расстоянии метра. — Ин своею ли волею идеш к нам, али по принуждении?

— Сам, — отвечала Чака, волнуясь или умело делая вид, что волнуется. — Своею.

— Чево взысковеши темо, брате?

— Умысел есть, — отвечала Чака твердым и чуть хрипловатым голосом. Хочу познати чюдное.

Григ выполнил приказание и теперь, после одобрительного кивка Митяя, обтирал крест лопухом.

В избе между тем творилось нечто странное.

— Возьми кочергу, — потребовал у Чаки Федор. Чака, ожидавшая другого, растерянно переняла у Кузьмы вишневый уже на конце прут.

— Пронзи сердце Спасу, — продолжал Федор. — Смелее, молодший.

— Пошли что ли, — сказал Григ.

— Аз бо и не боюсь, — ответила Чака, делая шаг к иконе, которую Анемподист тем временем аккуратно пристроил на припечке.

Раскаленный прут ткнулся в дерево, зашипел, проходя через лак, выжег черный круг. Чака налегла на него, вдавила в доску. Артельщики, застыв, наблюдали за ней.

— Во имя Господа нашего, Сатаниила! — возгласил Федор. — Аминь!

Чака выпрямилась.

Митяй задержался в сенях, прислушался, стукнул условно. Федор распахнул дверь.

— Входите, — сказал он. — Добре держался твой молодший, — обратился он к Григу.

Григ подошел, потрепал Чаку по волосам. — Молодец, — похвалил он.

— Погоди, — мысленно отозвалась Чака. — То ли еще будет. Помнишь, Лип про зад говорил?

— Да и клятву, говорят, кровью надо подписывать. Из мизинца…

Пров снял прожженную икону, сунул ее в печь,

потом повернулся к ним. Анемподист с поклоном передал ему большой наперсный крест, быстро положил перед Григом и Чакой по иконе, ликом вниз.

— Братие! — воззвал Пров, поднимая крест, который держал вверх ногами — за короткую часть.

— Коленями на иконы! — свистящим шепотом подсказал сзади Федор.

Григ с Чакой поспешно опустились на колени перед Провом. Сегодня он вел мистерию. Наверное, поэтому же ему доверили посвящать новообращенных.

— Готовы ли вы единитися с нами, забыти родных и близоких, отрешитися от мирской суеты и посвятити себя силам преисподнеи?

— Готов, — кивнул Григ.

— Готов, — сказала Чака.

Пров вытянулся, торжественно поднял крест.

— Верую! — возгласил он.

— Вторите! — услышал сзади Григ.

— Верую в князя тьмы, владыку преисподня Люцифера, ангела падшаго и возвысившагося, володетеля живота и смерти, седящаго на стале в геене огненной. Верую в сподвижников Его — Асмодея, Магога, Дагона, Магона, Астарота, Азазела, Габорима, Велиала. Верую в аггелов, наставляющих мя и сугубо поможающих дерзновению моему. Отверзаюсь Христа и святаго духа, господа животворящаго, иже от отца исходящая, иже со отцем и сыном поклоняема и славима…

Краем глаза Григ видел артельщиков, внимающих им, повторяющих, шевеля губами, каждое слово. Пока все шло нормально.

— …по волей моей, и в согласии со страшной и вечной клятвой не разглашу никоемуждо тайну велию, а ежели предам, то постигнет мя кара Ево и поразит мя и ближняя моя оружие Ево…

— Старик, — позвал он. — Ну как?

— Давай, давай, — донеслось издалека.

— …чаю живота вечнаго и власти над миром тварным и над бренной плотью своя. Аминь!

— Аминь! — эхом откликнулась Чака и замерла в глубоком поклоне.

Пров плюнул на крест и бросил его через правое плечо.

— Чашу! — приказал он.

Тот же Анемподист вытащил из — за пазухи небольшой сверток, развернул тряпицу и в темноте избы блеснули серебряная чаша и нож то ли с золотой, то ли с позолоченной рукоятью.

— Кнут!

Из — за спин выдвинулся Федор, держа в руке кожаный бич.

— Ну, малыш, — ухмыльнулся Григ, — теперь держись!

— Лишь бы рубаху не снимать, — отозвалась Чака.

— Во имя Господа нашего, царя мира сего!

Кнут свистнул, на плечи обрушился не очень сильный, но все же достаточно ощутимый удар.

— Раз! — считал про себя Григ. — Два! Три!

Он очень удивился, когда Федор, ограничившись тремя ударами, перешел к Чаке. В других сектах испытание было куда более суровым.

— Братие! — снова провозгласил Пров. — Ныня приемлем мы в лоно Церкви нашей нового брата Иоанна — имя сице есть мерзостно и отвратително…

Он принял левой рукой чашу, куда услужливый Анемподист уже налил крепкую, судя по запаху, брагу и, подойдя к Чаке, продолжал: