Харун Ар-Рашид
Шрифт:
Являясь арбитром изящества, Джафар, всегда одетый с чрезвычайной изысканностью, был законодателем моды. Именно он ввел в употребление воротнички, чтобы спрятать свою собственную, несколько длинноватую шею. Его же рассказчики называют спутником Харуна в его ночных прогулках по Багдаду, когда халиф ощущал «стеснение в груди» — иначе говоря, скучал, — или когда он хотел «разузнать о деяниях наместников и вали, чтобы сместить тех из них, на которых обнаружатся жалобы» («Тысяча и одна ночь»).
Будучи помощником халифа и символом эпохи, когда в империи царили справедливость и благоденствие, Джафар, наряду со своим отцом Яхьей, был наиболее близким к Харуну человеком, который, как и Яхья, пользовался наибольшим влиянием вплоть до того момента, когда повелитель правоверных порвал с Бармакидами. Это был человек высочайшей культуры, замечательный каллиграф и юрист, писатель и оратор, обладавший веселым и жизнерадостным характером. В начале правления Харуна их сблизил общий
37
Согласно Книге царей, Харун никогда не пил прилюдно, и на его застольях с вином присутствовали только фавориты.
Мы увидим, что впоследствии Харун назначил его наместником Египта, а затем отправил его в Сирию, чтобы пресечь беспорядки. Однако в основном Джафар занимал разнообразные посты при дворе, где он заседал нередко вместе со своим отцом Яхьей и братом Фадлом, выслушивая жалобы народа и карая злоупотребления. В течение нескольких лет он был хранителем государственной печати, командовал халифской гвардией, руководил «разведывательной службой» (барид), ткацкими мастерскими (тираз), обладавшими чуть ли не имперской монополией на производство самых роскошных тканей, и монетным двором (вплоть до того, что на монетах порой значилось его имя). На всех этих поприщах он проявил свои необыкновенные способности, ум и чувство ответственности. По словам Ибн Халдуна, «он держал в руках управление всей империей» (Ибн Халдун). Наконец, Харун поручил ему опеку над Мамуном, когда тот был назначен вторым наследником после своего старшего брата Амина, сына Зубайды, которого Харун выбрал своим будущим преемником. «Богатый, как Джафар», — говорили в Багдаде. Рассказывают, что однажды певец Ибрагим ал-Мавсили, оказавшись вместе с Харуном и Джафаром, увидел прекрасный сад и захотел его посетить. «Продается ли он?» — «Да». — «Сколько?» — «14 000 динаров». Он тотчас же сочинил стихотворение об этом саде и прочитал его перед Харуном. Тот приказал выдать ему требуемую сумму, к которой Джафар прибавил 5000 динаров. Его щедрость, вошедшая в поговорку, могла сравниться только с роскошью, в которой он жил. С благоразумием, которому мог бы позавидовать Фуке, он по совету Ибрагима ал-Махди подарил свой великолепный, только что выстроенный дворец своему ученику Мамуну. Как страстный любитель музыки и поэзии, музыкант, он окружал себя лучшими поэтами, певцами и певицами и роскошно вознаграждал их, рекомендовал халифу, а при необходимости защищал, если соперники посягали на их благополучие. Впоследствии один из его подопечных, Абу Заккар, не захотел пережить его и пожелал разделить его страшную участь.
Его прекрасное чувство юмора, щедрость и влияние на халифа, которым, как все знали, он обладал, делали его одним из самых популярных людей в Багдаде. Его шумно приветствовали на улицах, и, возможно, его слава как раз и способствовала его финальному краху.
Фадл, старший брат Джафара, также входил в число на-димов. Уступая блеском лишь последнему, он, по словам Табари, обладал большим опытом и показал себя «более способным в делах».
Он был менее привязан к наслаждениям, чем его брат, не пил вина и воздерживался от участия в самых буйных вечерних застольях. Он был не менее щедрым и также осыпал милостями поэтов, назначая многим из них ежегодное жалованье. Одному индийцу, сочинившему о нем поэму, он дал 1000 динаров, скакового верблюда и одеяние, а переводчику досталось 500 динаров.
Фадл был серьезным и умным человеком, настоящим тружеником. Он на какое-то время заменял своего отца во главе правительства и тоже хранил государственную печать, пока Харун не передал ее Джафару. Он долгое время оставался доверенным лицом халифа, который, в основном, поручал ему управление провинциями и командование военными походами. Фадлу довелось послужить наместником Западного Ирана (а до того, возможно, провинции Рейи [38] ), а главное, Хорасана, где он добился очень многого за счет проводимой им политики примирения в этой традиционно беспокойной провинции. Там он завоевал невероятную популярность, и говорят, что в течение его наместничества 20 000 детей были названы его именем в знак признательности за благодеяния, которые он оказал народу.
38
Ср. D. Sourdel, op. cit. О политической роли
Манипулировать этим молочным братом Харуна (его кормила грудью Хайзуран), обладателем цельного и властного характера, было непросто. Он больше стремился к примирению с Алидами, чем Харун, и впал в немилость после того, как один из них, находившийся под его покровительством, сбежал. Однако он остался наставником принца Амина, поспособствовав тому, чтобы именно его подопечный был провозглашен основным наследником. Постоянное соперничество с Джафаром и тот факт, что один из них был опекуном наследного принца, а второй — его главного конкурента, следующего за ним по праву первородства, не способствовал урегулированию ситуации ни внутри семьи Бармекидов, ни в ее отношениях с Харуном.
У Яхьи Бармакида было еще два сына — Муса, ставший наместником Сирии, и Мухаммед. Оба, особенно Мухаммед, долгое время входили в круг ближайших друзей халифа. Они оба носили титул эмира, который от них, в свою очередь, перешел к их детям и племянникам. Брат Яхьи Мухаммед ибн Халид девять лет подряд занимал пост халифского постельничего.
В окружении Харуна Бармакиды встретили своего главного соперника ал-Фадла ибн ал-Раби, звезда которого разгоралась все ярче, по мере того как их — угасала. После их падения, которому он немало содействовал, Фадл ибн ал-Раби стал правой рукой Харуна. Ал-Раби ибн Юнус, его отец, был человеком низкого происхождения, но его ум и таланты позволили ему осуществлять важные функции при Мансуре, в том числе — обязанности хаджиб. Он пользовался полным доверием халифа, который поручил ему заведовать расходами, а потом назначил его визирем (тогда это подразумевало, скорее, высокое звание, чем конкретные функции), в то время как его сын занял его пост хаджиба. Фадл также был очень близок с халифом Мансуром, а затем и Харуном. Он получил государственную печать, затем в 795 г. был назначен хаджибом, а в 803 г., когда Бармакидов постигла опала, — визирем. Являясь доверенным советником Харуна, к чьему мнению очень прислушивалась и Зубайда, он оставался одной из ключевых фигур двора в период, когда политические, военные и административные функции, которые, как правило, не имели четкого разделения и часто смешивались с более щекотливыми обязанностями товарища халифа, принимавшего участие во всех забавах повелителя правоверных.
Во дворце принимали и других чиновников и высокопоставленных лиц: в первую очередь, аббасидских принцев, сводных братьев, дядей, племянников и двоюродных братьев Харуна — Аллаха ибн Мухаммеда, Али, знаменитого Абд ал-Самада, служившего пяти халифам, и многих других. Военачальник Харсама, с которым мы уже встречались, Али ибн Иса, будущий наместник Хорасана, многие другие полководцы, врач халифа Джибрил, богослов и кади Абу Юсуф также были близки этому тесному и замкнутому мирку, где рождались и рушились интриги, махинации, борьба за влияние.
ГЛАВА III
ПЕРВЫЕ ТЕНИ НАД ЦАРСТВОМ БЛАГОДАТИ
Сами крестьяне плохо обращались с бедняками, какие жили среди них.
Щедрость халифа и принцев, непомерная роскошь женщин и мужчин, райские сады и постройки… Когда императрица усеивает свои туфли драгоценными камнями и наполняет жемчугом рот поэта, откуда у нее берутся головокружительные суммы, необходимые для подобных причуд? Набеги на Византию почти не приносили трофеев (великие завоевания уже закончились), а прибылей от торговли было явно недостаточно, хотя расходы двора и способствовали ее развитию. В империи Аббасидов, как, впрочем, и в любой другой, существовал только один источник, из которого государство черпало без всяких ограничений: кошельки тех, кого мы сегодня недвусмысленно именуем налогоплательщиками.
Система налогов была достаточно простой. Мусульмане платили добровольную милостыню (закат, садака), приравненную к десятине (уtup), — это одна из пяти заповедей ислама. Не-мусульмане платили подушную подать, джизью, а также поземельный налог, харадж (местное население в массовом порядке принимало ислам, чтобы избежать этого налога). Однако впоследствии этот побор распространился на все земли вне зависимости от вероисповедания своих владельцев. Фай, земельная собственность, захваченная во время завоевания, включала общинные угодья, к которым причислялось недвижимое имущество побежденных — государств, церквей, бежавших землевладельцев и пр. Государство могло либо эксплуатировать эти земли напрямую, либо передать их в частные руки на условиях уплаты налога. Таким образом, эта система, называемая катиа, или ик-та, которая была в ходу у византийцев, представляла собой долгосрочную аренду государственного имущества. Позднее, в XI в., появился вакф, своеобразная форма имущества, предназначенная для использования определенным выгодоприобретателям (частным лицам или государственным структурам: мечетям, караван-сараям, больницам). Вакф, или хабу, сохранился до наших дней.