Хайлява
Шрифт:
А вот обвенчаться Анфисе с Платоном было уже не суждено. Осталось у нее два его письма, причем последнее было написано со слов Платона кем-то из госпиталя. Вместе с последним письмом пришла его фотография, которую он успел сделать, воспользовавшись случаем, еще до своего ранения.
А вскоре после этого по ее адресу пришло официальное уведомление из госпиталя, что зауряд-прапорщик Платон Евсеевич Бородин скончался
Анфиса уже собиралась съехать с квартиры и перебраться в более дешевое жилище, как однажды в их дверь постучали.
На пороге ее жилища стоял священник в рясе. Убедившись, что она та, которую он разыскивает, поп представился как полковой священник, по фамилии Субботин. Отец Сергий, так он просил называть себя, вручил ей бумагу, выписку из церковно-приходской книги, заверенную церковной печатью, в которой черным по белому было написано, что она, Анфиса Харитоновна Лаптейкина, в девичестве Спиридонова, обвенчалась с Платоном Евсеевичем Бородиным, зауряд-прапорщиком Н-ского полка числа 17 июля 1905 года и с этого числа они состоят в законном браке. Поп оказался полковым священником и личным другом Платона, обязанным ему жизнью. Он и соборовал Платона Евсеевича в госпитале. Умирая, Платон взял с него клятву, что он сделает Анфисе эту бумагу о венчании.
Имея на руках такой документ, Анфиса могла рассчитывать на получение пенсии и в то же время она понимала, что полковой священник совершил по своей сути преступление.
– А почему все-таки, батюшка, вы пошли на этот подлог? – спросила его Анфиса. – С вас, как с церковнослужителя за
– Все так, дочь моя, все так. Но и я в неоплатном долгу перед Платоном Евсеевичем был. До конца жизни буду сей грех отмаливать, да и тебе не придется нищенствовать, с четырьмя детьми. Глядишь и замуж еще выйдешь. Ты ведь еще молода.
– А ведь вы, батюшка, тоже молоды. Семинарию поди в прошлом году окончили?
– В позапрошлом.
– Скажите, батюшка, вы женаты?
– Нет.
Анфиса замолчала и сидела, теребя платочек в руках. Было видно, что ее что-то мучает и гложет. Она то вскидывала голову, вглядываясь в священника, то понуро опускала ее.
Наконец, батюшка не выдержал:
– Скажи, дочь моя, что тебя гложет?
– Ведь, если я приму эту бумагу и выхлопочу себе пенсию, то спасу себя и детей от голодной смерти. И при этом возьму на себя грех великий. Отмолю ли я его, или он на детей моих перейдет?
– Не знаю, дочь моя. Не советчик тут я тебе. Ты сама должна решение принять.
– Есть еще одно решение моих невзгод, батюшка. И тогда и на вас греха не будет.
– И какое же?
– с живостью спросил ее батюшка.
– Снова мне замуж выйти, - потупив глаза прошептала Анфиса. – Только вот с женихами сейчас во Владивостоке не густо.
Анфиса вздохнула тяжко и замолчала, теребя снова платочек в руках и время от времени бросая на батюшку быстрые взгляды.
Батюшка краснел, бледнел, потом опять краснел. Наконец, он собрался с духом и спросил:
– А за лицо духовного сана вы пошли бы замуж?
– Пошла бы, батюшка. Главное, чтобы человек был хороший, да детей моих усыновил.
Анфиса подняла на него свои красивые глаза и сказала:
– Вот за вас, батюшка не задумываясь пошла бы.
– Так и я бы недолго думал, - ответил батюшка, все еще недоверчиво глядя на Анфису.
– Ну, тогда я буду ждать вашего предложения руки и сердца, как и полагается в приличном обществе, - лукаво блестя глазами сказала Анфиса. – Я все-таки не хайлява какая-нибудь.
Через девять месяцев в семье полкового священника Сергия Субботина появился пятый ребенок, на сей раз девочка, которую родители нарекли Владой, в честь города Владивостока, в котором они встретились, познакомились и были повенчаны.