Хазария
Шрифт:
В это время на поляне началась игра, в которой принимали участие холостые парни и незамужние девушки. Одному из парней завязывали платком очи, поворачивали несколько раз вокруг себя, а потом он должен был изловить кого-то из девушек, которые, изворачиваясь, бегали вокруг, стараясь ускользнуть от объятий. Ежели юноше удавалось поймать девушку, он имел право поцеловать её.
Святослав прошёлся к воде, омыл ноги и, вытерши ступни о траву, обулся.
Когда вернулся, увидел, как среди смешливой и повизгивающей толпы девушек метался с завязанными очами раскрасневшийся Олеша. Святослав знал негласные правила этой игры: вдоволь натешившись
И, лишь возвратившись перед рассветом в терем и отведя на конюшню своего Белоцвета, Святослав расседлал его, похлопал на прощание по шее и, наклонившись, доверительно шепнул коню:
– А ведь она не любит Олешу, так-то, брат!
И опять засмеялся.
Глава 7
Волшебный полёт
Прошло несколько дней. Овсена, с утра затеяв стирку, вышла полоскать бельё в Непре. Бельё и так было чистое, однако Овсена, как и многие другие женщины, ходила полоскать его в речной воде, поскольку оно тогда пропитывалось необычайной свежестью и долго хранило приятный запах.
Дом кузнеца Молотило стоял на самом краю Подола, дальше начинался лес. Здесь река делала небольшой изгиб, образуя уютную тихую заводь. В этой заводи, пройдя по мосткам, и полоскала бельё Овсена, целиком погрузившись в раздумья.
После праздника Великих Овсеней она была сама не своя – то вдруг умолкала не вовремя, то становилась говорливой и весёлой, а то впадала в задумчивую печаль. Мать Молотилиха, заметив перемену в дочери, ворчала:
– Таки закрутил тебе голову Олеша, добился своего, оглашенный! Да и то сказать, три года липнул, что тебе банный лист. Может, так оно и лучше? – Потом, подумав ещё, возражала самой себе: – Как бы не хуже стало от его упорства, синица не пара орлу, высоко летающему!
Она тяжко вздыхала, всплёскивала руками и принималась за прерванную работу, заканчивая разговор обычным:
– Делай как знаешь, дочка, как сердце подсказывает!
Кто-то уже во второй или третий раз окликнул Овсену по имени, прежде чем она вышла из задумчивости и обернулась на зов. А обернувшись, так и замерла от неожиданности и растерянности, будто поражённая внезапно грянувшим громом. Бельё выскользнуло из рук и, медленно поворачиваясь, стало отплывать от мостков, погружаясь в речные струи.
У желтеющих кустов, держа в левой руке поводья чудного белого коня, стоял Святослав.
Овсена слегка тряхнула головой и невольно сделала движение рукой, как бы прогоняя нежданно возникшее марево. Потом зажмурила очи и вновь открыла их. Князь, как и прежде, стоял на том же месте, поблёскивая синими пронзительными очами.
– Гляди, Овсена, стирка твоя Русалкам с Водяным достанется, погоди!
Набросив повод на сук полузатопленной коряги, Святослав вырвал один из воткнутых у берега рыбацких шестов и, подойдя к краю мостка, ловко подцепил
Овсена, до того стоявшая, будто окаменев, теперь слишком быстро кинулась снимать свисающую с шеста сорочку, совершая при этом много суетливых и лишних движений. Неожиданно она поскользнулась на мокрых брёвнах и, беспомощно взмахнув руками, ойкнула и стала падать.
Заученные мышцы Святослава, привыкшие к мгновенному боевому выпаду, сработали молниеносно, даже скорее, чем разум. Шест полетел вправо в воду, а левая рука подхватила падающую Овсену. Однако Святослав и сам не устоял на мокром мшистом бревне и потерял равновесие. В последний момент, уже падая, он успел левой ногой оттолкнуться от мостков, и вместо падения на твёрдый настил они плюхнулись в неглубокую – по пояс – воду.
Овсене показалось, что всё происходит будто во сне, медленно-медленно. Сначала ощутила, как железная, похожая на отцовскую рука бережно, но уверенно подхватила её, и от этого стало жарко, кровь горячей волной ударила в виски. Потом они не падали, а летели, и рука ни на миг не отпускала её. Овсена даже не почувствовала холода осенней воды, она только ощущала сильную руку и мощную грудь. Она всё видела и чувствовала, однако не до конца, даже после холодной купели, верила, что всё это происходит в яви. Слишком часто подобное виделось в грёзах!
Конь Святослава вздрогнул от окативших его холодных брызг и недовольно замотал головой, настороженно глядя на людей, занятых непонятными ему действами.
Святослав, не выпуская Овсену из рук, подхватил её удобнее и понёс к берегу. Миновав камни, он остановился, но не спешил опускать девушку на песок, а она, прикрыв очи, не шевелилась, боясь, что чудный сон сейчас закончится. Мокрая одежда резче очертила ладную стройность Овсены, и Святослав, не удержавшись, вдруг наклонился и поцеловал её в упругие уста. Гибкое тело девушки напряглось, очи распахнулись, как глубокие криницы, – в них не было ни возмущения, ни упрёка, а только немой вопрос о затаённом счастье, в которое она боялась поверить. Затем, слегка смутившись, она выскользнула из объятий.
– Одежду надобно выкрутить, течёт ведь! – отчего-то хриплым голосом произнёс Святослав.
Овсена только кивнула и, зайдя за куст, с трудом начала стягивать мокрое платье. Святослав, скосив очи, видел, как поверх куста мелькнули её руки, потом точёное плечо, а затем сбоку показалась длинная коса, из которой девушка, наклонившись, отжимала воду.
Святослав снял сапоги, а потом привычно и сноровисто стал управляться с рубахой и портами.
«Он телом на дядьку Кореня смахивает», – подумала Овсена, невольно подглядывая через ветки. Фигура Святослава, отточенная до совершенства воинскими упражнениями, источала неистребимую решимость и силу, и Овсена, мысленно запрещая себе, всё же задержала очи на обнажённом князе дольше дозволенного.
Конь Святослава заржал, напоминая о себе, и князь, одевшись, подошёл к нему и привычно потрепал по шее. Тот в ответ ткнулся умной мордой в плечо хозяина. Святослав сдёрнул наброшенный на коряжину повод, вскочил в седло и повернулся к вышедшей из-за куста Овсене.
– Вечером у Ярилиной рощи, там, где сдвоенный дуб! – сказал он и пришпорил своего чудо-коня.
Весь день Овсена была молчалива и удивительно покладиста. Не перечила матери, ловко и быстро исполняла всё, что та скажет, лишь иногда улыбалась про себя, будто озарялась внутренним сиянием.