Хазария
Шрифт:
– Нет, нет, я будеть помогать, только совсем не знай, куда хозяин бегать, – вдруг затараторил по-славянски грек.
– Гляди, братья, он по-нашему со страху заговорил, – усмехаясь в усы, изрёк десятник из Беловежского полка.
– Так по кухне ему всегда в помощники наших давали, вот и поднаторел, – пояснил один из бывших рабов. – Правду сказать, он хорошо к робичам относился, тех, кто на кухне работал, никогда не бил, разве что покричит, да и только.
– Тогда давай так, – предложил греку Всеслав. – Ты сейчас вспоминай, в каких местах ты бывал с хозяином, вспоминай точно, до мелочи, и ничего не говори, понял?
Повар согласно кивнул и с опаской прикрыл глаза, а волхв снова стал расслабленно-отрешённым и простёр
– Убежище узрел, жидовин там, человек тридцать охоронцев да ещё невольники.
– Что, подмогу возьмём? – спросил десятник у тиуна.
– Нет, – мотнул головой Булат, – много людей – много шума, этот живодёр снова улизнуть может. Надобно очень тихо всё сделать, а для этого нас как раз против тридцати хватит. – Он подошёл к коню, вставил ногу в стремя. – Куда едем?
– Кони нам ни к чему, вот лодка, что у причала стоит, как раз кстати, – ответил Всеслав.
– Добре, а вы, – Булат обернулся к бывшим невольникам, что ещё оставались в усадьбе, – за лошадьми нашими приглядите, да и порядок наведите, трупы захороните, нечего мух разводить.
– Я тут припасов взял кое-каких, – сообщил усатый десятник, загружая с воинами корзины и короба, – неизвестно, сколько дней в поисках пройдёт. – Он осмотрел по-хозяйски лодку, проверил вёсла и спросил удивлённо, указывая на другую, большую ладью, что стояла рядом: – А эта, видать, для перевозки коней приспособлена, гляди, коновязи рядами посредине, только расстояние больно малое меж ними, лошадям неудобно будет.
– Это, брат-десятник, не для лошадей, а для другого товара ладья, людей там вязали при перевозке, – пояснил один из бывших рабов.
– Добро бы к вечеру сыскать пристанище жидовина, – в раздумье проронил Булат, – ночью сподручнее всего его взять.
– Так скоро не получится, – ответил волхв, – грек плохо помнит дорогу, он же повар, а не воин.
Но ни в этот, ни в следующий день сыскать потайное убежище торговца людьми не удалось. Все протоки были похожи одна на другую. Примету в виде наклоненной к воде огромной ивы встречали то там, то здесь. Иногда обрадованный повар кричал, что это то самое место и он его узнаёт, но спустя некоторое время, испуганный и расстроенный, садился снова на скамью лодки, бормоча оправдание на ломаном славянском, греческом и хазарском языках. Когда с наступлением ночи расположились на первом попавшемся острове и развели костёр, молодой волхв, глядя в огонь, тихо сказал.
– Будем теперь искать по-другому. – Он встал и ушёл в глубь острова. Утром вернулся, и лодка снова двинулась на поиски. Только теперь никто не донимал повара вопросами, все молчали и глядели на волхва, который лежал посреди лодки как мёртвый и только иногда еле слышно говорил «ошую» или «одесную», «а тут против течения, до заросшего камышом островка».
Так они плыли почти весь день. Наконец волхв скомандовал:
– Всё, дальше днём не пойдём, заметят. Я буду спать, как стемнеет, разбудите, – и тут же крепко заснул.
В темноте тихонько двинулись дальше, послышался отдалённый собачий лай.
– Собаки – это плохо, – прошептал Булат, – шум обязательно поднимут.
– Собаки – моя забота, – тихо ответил Всеслав, – ты подумай, как людей расставить, чтобы и охорону убрать, и купца перенять.
Ночь была полна звуков: громко кричали лягвы, зудели комары, коих над водой было неисчислимое множество, то и дело ухали ночные птицы, плескались большие рыбы и водяные крысы, по берегу брехали собаки. Лодка без единого всплеска проплыла по течению мимо острова и неслышно причалила к низкой болотистой его части, поросшей камышом. Все тринадцать русов и грек, стараясь не шуметь, тихо выбрались на твёрдую землю.
Справа вдоль вытянутого острова высился частокол, там, по всему, были всё те же длинные глинобитные строения для живого
– Пятеро стерегите юрты, пока никого не трогайте, тех, кто куда-либо идёт по дороге, убирайте, только тихо. Если начнутся шум и беготня, разите всех.
Пятёрка воев растворилась в ночи. Остальные двинулись дальше. В противоположном конце острова стояло ещё несколько юрт, их видели, когда проплывали мимо. Туда Булат послал оставшихся воев вместе с десятником, а сам с Вышеславом, волхвом и одним из бывших итильских рабов, крепко удерживая дрожащего от страха повара, пошёл к дому, что стоял, как и во всех усадьбах работорговцев, отдельно на берегу у небольшого причала. Вдруг из темноты со злобным рычанием на русов бросились два огромных пса; ещё несколько прыжков – и они вцепятся в глотки крадущихся во тьме. Но прыжка не последовало. Всеслав вышел на шаг вперёд и протянул руки открытыми ладонями в сторону псов, – те вдруг остановились, замерли на миг, а ещё через несколько мгновений преданно заскулили и завиляли хвостом у его ног. Волхв присел, погладил обоих псов, тихо что-то повторил несколько раз, и грозные четвероногие стражи, растянувшись на траве, быстро заснули. Тиун и оба воина всё ещё крепко сжимали рукояти засапожных ножей, не веря, что схватка с псами так нежданно и быстро закончилась не начавшись. Наконец Булат могучей рукой легко приподнял втиснувшегося в землю от страха грека. Подойдя к деревянному дому, они огляделись. «Бежать тут можно только на лодке, жидовин, как и хазары, воду не любит, потому вплавь удрать не осмелится», – прикинул Булат и шёпотом повелел недавнему невольнику на всякий случай схорониться возле мостков пристани.
– Может, подпалим дом, пусть горит, – предложил Вышеслав.
– Нет, огонь внимание хазар привлечёт, давай наверняка. В доме у него два-три охоронца, это точно, поэтому как договорились. – Он толкнул в бок грека. – Реки, повар, жалуйся, ну! – встряхнул он грека за шиворот, видя, что тот молчит.
Грек подошёл к двери, сначала робко, а затем громче постучал в неё. За дверью было тихо, грек снова постучал. Послышались шаги, и недовольный голос по-хазарски спросил:
– Что случилось, кто там?
– Это я, повар господина, что же вы меня бросили в Итиле, меня урусы чуть не убили, я едва сбежал, а потом ещё сколько плутал по протокам, пока нашёл… Открывай скорее, Яхат, я падаю с ног от усталости, не ел два дня, открывай же, что ты там возишься… – всхлипывал от страха грек.
За крепкой дверью послышались возня и недовольный голос охранника:
– Ничего с тобой не станется, у тебя жира, как у курдючной овцы, на неделю хватит, а не на два дня, постой, тут темно, сейчас открою.
Дверь распахнулась, и на крыльце появился здоровенный охранник. Он ещё хотел что-то сказать насмерть перепуганному повару, но не успел, удар богатырского кулака оглушил его. Стукнувшись о бревенчатую стену затылком, охранник грузно завалился на бок и упал с крыльца. Засапожный нож Вышеслава, схоронившегося под крыльцом, успокоил Яхата навеки. Грек снова, как при недавнем нападении собак, рухнул на землю и прикрыл голову руками. Из открытых дверей послышался ещё чей-то сонный голос. Булат, согнувшись, кошкой скользнул в дом, а за ним Вышеслав и волхв. В доме послышались возгласы, удары, возня, что-то падало, потом из дверей беззвучно выскочила тень и, едва не наступив на лежащего на земле повара, метнулась к пристани. Но крепкая рука из-под мостков ухватила бегущего за ногу, и он с размаху рухнул в воду, ударившись по пути о край мостка. Плеск и рычание некоторое время доносились от пристани, а потом всё стихло. Вскоре из дома выскочил Булат, за ним Вышеслав и, наконец, волхв, они тяжело дышали, потирая ушибы и ссадины, смахивая с рук и лиц кровь.