He как у людей
Шрифт:
— Слушай-ка, у меня есть для тебя предложение.
— Не уверен, что смогу выкроить время.
— Да иди ты… Знаешь такого — Ройстона Клайва?
— Шутишь? Он же, говорят, придурок, каких свет не видел?
— Ну, придурок-то придурок, а, между прочим, собрался кое-что замутить. Ищет того, кто возьмет на себя все дела. А денег у них там«— жопой жуй.
У Кевина снова звонит телефон — все тот же незнакомый номер. Червь беспокойства начинает точить его склонную к сомнениям душу. А вдруг это Грейс звонит с дороги? Или мать с какой-нибудь дурацкой просьбой. А может, сестра Маргарет хочет сообщить, что Эйдин опоздала в школу или прогуляла урок. Или сама Эйдин опять рванула куда-то автостопом, только на этот раз какой-нибудь двинутый ублюдок
С Эйдин с ее бунтарским характером станется — от нее же чего угодно можно ожидать.
Кевин пытается снова сосредоточиться на словах Мика — тот как раз несет самую упоительную похабщину о ночном свидании на столе издателя в их бывшей конторе. Для Кевина этот рассказ представляет особый интерес, поскольку в нем фигурирует его бывший босс Джон Бирн, напыщенное самоуверенное трепло с масляной рожей. Так что Кевину ужасно хочется дослушать до конца — посмаковать эту грязную интрижку со всеми ее отвратительными подробностями.
— Ты, может, помнишь еще, а может, и нет, — понижает голос Мик, — но наш уважаемый издатель — большой любитель ролевых игр, и не в смысле Шекспира по ролям читать. — Мик ухмыляется. — Ты не поверишь, какой у него любимый сюжет. Кроме шуток: непослушный ученик старательно выпрашивает, чтобы ему хорошенько надрали задницу.
Мик хохочет, показывая потемневшие клыки.
Кевин реагирует как положено, убедительно изображает подходящее к случаю выражение лица, но из головы все никак не идет незнакомый номер — и тут он вспыхивает на экране в третий раз.
— Погоди-ка минутку, Мик, — говорит Кевин. И уже в телефон: — Кевин Гогарти.
Хотя Кевин не так давно сидит без работы, он уже взял манеру с наигранным техасским акцентом именовать себя «временным отцом-домохозяином» — однако по телефону до сих пор отвечает так, словно ждет звонки из типографии, от креативного директора или менеджера по продажам.
— Мистер Гогарти? Это сержант Брайан О'Коннор из полицейского участка Дун-Лаэра.
Кевин обмирает.
— Что? С Эйдин все в порядке?
— С Эйдин? Какой Эйдин? Нет-нет. Сожалею, что приходится вас беспокоить, но у нас здесь ваша матушка. Не могли бы вы подъехать и забрать ее? Она немного не в себе.
— Что? — Кевин затыкает свободное ухо большим пальцем. — Что с ней? Что случилось?
Девицы, расслышав встревоженные нотки в голосе Кевина, тут же прекращают разговор и оглядываются, но теперь они сами для него — лишь мутный фон.
— Она что, упала?
— Нет-нет, с ней все в порядке, — говорит О’Коннор. — Извините, если напугал. Нет, она в полном порядке — физически, я имею в виду. Просто… у нас тут произошел небольшой инцидент. К сожалению, ее задержали с крадеными вещами в сумке.
Кевин выдерживает длинную паузу и за это время успевает пройти привычную эмоциональную дугу: первоначальное раздражение перерастает в жгучую ярость, но та вскоре спадает, и остается лишь тоненькая струйка жалости к самому себе. Кевин благодарит полицейского, сбрасывает звонок и смотрит на Мика. Хорошо ему, холостяку — все тревоги лишь о том, где заказать очередную пинту пива, кого еще затащить в постель и какой футболист станет главным героем страницы сплетен. У Мика же нет семьи с кучей детей — а у него, у Кевина, четверо: две девочки и два мальчика! За восемнадцать лет Кевин так и не привык к тяготам жизни многодетного отца: лежи без сна, изводись тревогой в три часа ночи, присматривай, корми и воспитывай из них достойных членов общества. Не говоря уже о фокусах матушки-клептоманки, которую в очередной раз придется вытаскивать из неприятностей. Он допивает пиво и встает.
— Извини, Мик. Надо идти.
— Ничего серьезного?
— Да нет, самая заурядная херня, — с горечью говорит Кевин. — Мою мать только что задержали за кражу в магазине. Сидит в участке с полицейскими и наверняка уже довела их до грани массового самоубийства.
3
В трех километрах к югу от Дун-Лаэра, в милом прибрежном городке Долки, Эйдин Гогарти, сидя за отцовским ноутбуком, вводит в строку поиска на сайте thesaurus.com слово «томиться». Она сочиняет стихи для Чёткого. Чёткий, последняя сенсация в мире современной ирландской поп-музыки, в основном перепевает хиты софт-рока середины семидесятых и начала восьмидесятых. На самом деле Чёткий — бородатый детина баскетбольного роста с лохматой отбеленной гривой, забавно контрастирующий с четверкой скромненьких и аккуратненьких бэк-вокалистов. Просмотрев синонимы (изнывать, изнемогать, страдать, убиваться, млеть, тосковать, маяться, мучиться, вздыхать, скучать, тяготиться, грустить, печалиться, скорбеть, горевать, жаждать, алкать, терзаться, сохнуть, мыкаться, мытариться), Эйдин отвергает все по очереди: все звучат по-дурацки, и вообще хрень какая-то.
Она обшаривает книжную полку и груды бумаг на отцовском письменном столе в поисках студенческого тезауруса Роже [2] , который до отца принадлежал еще дедушке. На него Эйдин возлагает больше надежд — все-таки вещь, проверенная временем, а значит, настоящая. Эйдин всегда тянется к настоящему… или как там — жаждет? Алчет?
Наткнувшись наконец глазами на обшарпанный переплет, она замечает рядом еще кое-что — фотографию улыбающейся во весь рот веснушчатой девицы в коричневой школьной форме, с ярко-красным ноутбуком в руках. Похоже на обложку рекламного буклета какой-то школы. Фото, конечно, отвратное — какой идиоткой надо быть, чтобы согласиться так тупо пиарить свою школу? — но Эйдин становится любопытно, и она начинает разглядывать другие фотографии, рассыпанные по глянцевой обложке. Стайка девушек с крикетными битами на девственно чистом игровом поле, вскинувших руки в знак победы, «жилая комната» с продуманно разбросанными подушками цвета фуксии и, наконец, самое главное — кованый указатель на заросшем травой холме: «Миллбернская школа для девочек». Ниже школьный девиз: «Честь, лидерство, отличная учеба», хотя Эйдин где-то уже слышала другой: «Выше носы, ниже трусы».
2
Распространенный идеографический словарь, изначально составленный британским энциклопедистом Питером Марком Роже.
На последней странице Эйдин, к своему изумлению, обнаруживает пришпиленную скобкой собственную фотографию — крошечный, но отвратительный прыщ на переносице сразу бросается в глаза.
Эйдин пытается осознать произошедшее — очевидное и в то же время немыслимое. Но даже про себя она не в силах выговорить ничего, кроме: «Э-э-э?..» Она перебирает в памяти последние семейные стычки и гадает, что же могло стать поводом к такому радикальному шагу у нее за спиной. Да, в последнее время она и впрямь вышла из берегов — нарочно разбила зеркало сестры (так ей и надо!), слишком часто совала нос в мамину сумочку, ну, и в школе есть проблемки. Оценки у нее паршивые, что верно, то верно.
И все-таки… Анкета ведь пока не заполнена — наверное, это хороший знак?
Но фото…
Эйдин слышит крики и видит в окно своего младшего брата Кирана — тот по-обезьяньи кувыркается на брусьях на игровой площадке в саду за домом. За ним на фоне выцветшего дублинского неба четко рисуются хмурые тучи. Ага, а вот и сестрица Нуала (кодовое имя — Чума). Чума медленно бредет к дому, обшаривая взглядом горизонт, несомненно, в поисках парней, и перекидывая свою длиннющую черную русалочью гриву то влево, то вправо, то снова влево — будто с одной стороны улицы на другую. Ни дать ни взять калифорнийская цыпочка из видеоклипа Кэти Перри, а не насквозь фальшивая пустышка из скучного провинциального Долки.