Хэда (др. изд.)
Шрифт:
«Мы – всегда идущие вперед! – хотел бы заявить Рид после первого бокала виски. – Может быть, мы и воры, но в самом возвышенном и благородном смысле слова. И мы не стыдимся! Но это мы! И наш первый генеральный консул в Японии тоже будет авантюристом. Никто порядочный сюда не поедет. Все же мы идем с вами на Камчатку, рискуя жизнью и нашими семьями!»
– Как хорошо поют ваши матросы, – заметил Дотери.
Людям, по договоренности с властями, не разрешали выходить на вытоптанную площадку у лагеря, чтобы погулять, петь песни
затянули несколько голосов.
За то, что я тебя-я-я люблю-ю.Трое молодых матросов проходят мимо двора храма Хосенди и могилы товарища. Идут и не боятся. Наверно, перелезли забор и ушли.
Но я моги-и-илы не устра-шу-у-уся... Кого люблю-ю я, с тем-ем помру-у...– Отставить! – выходя к воротам, приказывает дежурный офицер.
– Адмирал!.. Мы все с восторгом идем к вашим берегам! Храните наши семьи... – восклицает Дотери.
– Ни волоса не упадет с их голов!
– А мы перевезем за три вояжа всех вас...
Дотери сильно напился, и разговор пошел на откровенность.
– А что бы вы делали, если бы не мы? Но дайте деньги! Хорошая оплата! Америка и Россия – друзья! И за хорошие деньги мы вас спасем всегда... Вечные друзья!
– И союз? – спросил Лесовский.
– Союз! Да!
– А если наши враги заплатят больше?
Дотери выложил оба кулака рядом с волосатым кулаком Лесовского. Потом посмотрел остекленевшим взором, развернул ладони и положил на стол обе руки крест-накрест, медленно опуская на них голову, и замолк, но в силах придумать сейчас ясного ответа... В таких случаях надо уклониться, сделать вид, что мертвецки пьян. Лучше всего притвориться, будто уснул. Только неправдоподобный ответ мог бы понравиться свирепому капитану, который, говорят, дерется умело и часто. Идет с нами!
...Сегодня праздник в России, праздник и у детей Путятина. И в Петербурге! Там миллионы уходят на выплату жалованья множеству генералов и чиновников. А по сути – зря. Но как избежать? Никогда прежде об этом не думал Путятин. И он сам может жить гораздо скромней и лучше. А то соришь деньгами по общему обычаю. Пасхальный праздник – обиды одних и самодовольство других. Там сыплются ленты, звезды, ордена, награды, да не такие, как у нас. Я пятьдесят человек произвел! А там – пенсионы! Сколько при этом интриг! Лесть, обманы... Мы здесь живем и рвемся отсюда, а ведь здесь мы почти без предрассудков, как независимые. А там живо укажут всем свое место... Мы тут отвыкли от подлости. А что же будет, когда опять придется входить в свою среду в Петербурге!
– Японцы пришли! – появляясь,
– Просите...
«Неужели Уэкава явился поздравить?»
Во двор японцы вошли толпой. Уэкава с переводчиком прошли к адмиралу и почтительно поклонились. Уэкава смелый, острый на язык. Сегодня он не в мундире, а в старинной японской одежде из прекрасных шелков, тяжелых, с цветами, и о двух саблях.
– Посол и адмирал Путятин! Поздравляю вас со светлым праздником, – сказал он по-русски. – Очень радуемся, что вам весело и приятно.
– Спасибо, Уэкава-сама, тронут, благодарю вас... Садитесь с нами...
Уэкава продолжал по-японски:
– Мы видим теперь, что пост у вас окончился. Мы готовы сделать для вас все, чтобы условия жизни не были скудны.
Уэкава улыбнулся дружелюбно.
– Да, благодарим вас за три тысячи яиц.
– Мы просим принять наше разрешение и повторить его вашим людям, чтобы не сидели за городьбой в дни праздника. Есть разрешение им дополнительно выходить на расстояние половины ри от ворот, совершенно свободно и независимо, как вы найдете возможным, адмирал... К морю или в цветущий лес. Пожалуйста, получите...
Улыбка Уэкава расплылась еще шире, и он набрался решимости по пословице: «В улыбающееся лицо не пускают стрел!» У него был такой радушный вид, словно он собрался христосоваться.
– Поэтому... вам... адмирал и посол... Вашим людям, которыми мы все восхищены... и благодарны... и от японского правительства... как подарок офицерам и матросам за хорошую работу... мы прислали в подарок... публичный дом... бардак! – пояснил он по-русски. – Примите, ваше превосходительство...
– Что? – тихо спросил адмирал.
– Девицы все очень чистые и здоровые... Дело свое знают... Некоторые могут быть для офицеров...
Путятин на миг растерялся. Вот тебе и пасха! И редька с постным маслом! Занятия батюшки с матросами и юнкерами! Неужели так ничего не помогло? Евфимий Васильевич вспомнил надпись, которую прочитал на чертеже. Значит, японцы следили и все замечали! И дождались удобного для них срока! Они все же решились. Пост, мол, закончился! Зачем же лицемерие! А я еще роздал награды, произвел в чины... Ну, что тут делать адмиралу?
– Здание бардака уже построено.
– Где? – спросил Лесовский.
– Вот тут близко, гораздо меньше чем на расстоянии половины ри от ворот лагеря. Уже открыто и оборудовано.
– Это двухэтажный дом?
– Да, да...
– Это вы с ним так спешили?.. Так ведь там дворе Управления Западных Приемов.
– Да, да, дворец. Так точно. Дворец для... для западных приемов!
На улице раздались крики и топот бегущей массы детей. Быстро вошел Можайский. У него в руках бумажный змей, двухлопастный, а между плоскостями сидит, как в экипаже, фигурка человека в мундире.