Хедин, враг мой. Том 2. «…Тот против нас!»
Шрифт:
– Нет, – спокойно и с достоинством ответил старый мастер. – Это храм, а не сторожевая крепость. У нас не протянуто вервие к колоколу в покоях Познавшего Тьму.
– И очень плохо, что не протянуто, – прошипела Оружейница. – Неужто я гнала сюда понапрасну…
– Что случилось? – наконец произнёс Хенсби. Ему явно не хотелось это говорить, ступать на удобную для раздражённой альвийки тропу, но пришлось. – Может, ты, достойнейшая, скажешь мне, в чём твоя беда?
Гостья расхохоталась. Смех получался истеричный, действительно «сквозь слёзы».
– Беда?
– О чём ты, Оружейница? Великий Хедин…
– Его. Больше. Нет, – раздельно отчеканила альвийка и, отбросив последние следы гордости, разрыдалась, бурно и самозабвенно.
Старый мастер вздохнул. Снисходительно, словно говоря с выросшей внучкой, капризной, но любимой.
– Достойнейшая. Великий Хедин был, есть и пребудет вовеки. Нет такой силы, что прервала б его существование. Если тебе привиделся дурной сон…
– Какой сон! Какой сон! – яростно всхлипнула альвийка. – Чушь!.. у нас не сны, у нас – у меня – магия, истинная, глубокая, глубочайшая!
– И что же?
– Что же?! Что же?! Тебе что, мастер, не известно, кто я такая?!
– Известно, достойнейшая. Но прежде, чем длить и длить нашу беседу, позволь предложить тебе нашего собственного мёда. Нет ничего лучше от внезапных девичьих слёз.
– Д-девичьих?!
– Конечно. Я ведаю, Оружейница, ты живешь уже много-много веков… но сердце твоё по-прежнему девичье. По-прежнему полно огня и… страсти.
– Что-то многовато тебе открыто в нём, мастер!
– Прости, достойнейшая. Но альвы слишком… гм… сильно недооценивают нас, людей. Даже столь искусные в чарах и сведущие в металле, как ты. Пойдём, пойдём наверх. В трапезную. Мёд сейчас принесут.
…Мёд был хорош. Оружейница вытерла слёзы, в последний раз хлюпнула носом, забывая об альвийской холодности и сдержанности.
– Поведай мне теперь. – Старый мастер утвердил локти на столе, устроил подбородок на сведённых вместе ладонях. – Поведай мне, что за странные слова ты произносишь? Сказанное тобой невозможно, но… но ты не просто гостья, ты Оружейница Айвли, и я не привык поворачиваться спиной к твоим словам.
– Благодарю, мастер Хенсби, – вздохнула альвийка. – Дело в том, что я… давно уже… – На алебастровых щеках появился румянец.
– Нет ничего зазорного или постыдного в том, чтобы любить великого Хедина, – спокойно и сочувственно сказал мастер. – Он заслуживает подобного.
Айвли опустила глаза.
– Ты знаешь…
– Конечно. Людской век короток, мудрая Оружейница, мы быстро учимся.
– Прошли века, мастер. По людскому счёту вечность. Вечность, а я… по-прежнему… обращаю к нему свои мысли. – Айвли говорила медленно, словно сама себе изумляясь и глядя расширившимися зрачками куда-то мимо мастера Хенсби. – И всё, что я делаю… я взываю к нему. Ведь когда-то он дарил меня… своей благосклонностью. Ой, что это я, про что это я… – Румянец на щеках альвийки горел всё сильнее.
– Сказанное
– Хорошо… – чуть невпопад откликнулась Оружейница. – Голова что-то кружится у меня после твоего мёда, мастер… Опущу подробности, скажу лишь, что я всегда… знала, что с ним всё в порядке. За исключением одного раза, когда перестала знать. Но это было совсем, совсем недолго.
– Как же тебе удалось? Амулет, талисман? – заинтересовался старший жрец.
– Амулеты… талисманы… – Губы Айвли скривились в горькую усмешку. – Люди… или, нет, прости. Не люди. Мужчины. Вы так предсказуемы… как дети. Всё вам кажется, что какими-то… мёртвыми вещами, пусть даже с магической силой, можно что-то изменить… Нет, конечно. Нет у меня, как в сказках, волшебного ножа, с которого, коль с милым что-то приключилось плохое, кровь вдруг потечёт. Только внутри, вот здесь, – она похлопала себя по груди, – здесь у меня и амулеты, и талисманы. Настроила себя на него. Не видела, говорить с ним не могла… но чувствовала. Всегда. Он есть. Как там у вас, людей, говорится? «Женское сердце – вещее»? Ну да, правда. Ничего особенного. Что, считай, почти любая жена или просто влюблённая умеет, когда милого ждёт…
– И что же?
– И вот его больше нет.
– К-как?!
– Т-так! – сердито передразнила Оружейница. – Пусто здесь, в груди у меня! Пустота болотная, топь затягучая! Расточилось то, что Хедином было, расточилось и сгинуло, нет его больше в мира пределах! Века, века он всегда со мною был – а теперь нет! Ох, мастер, мастер Хенсби! Ну сделайте уж что-нибудь, пожалуйста! Воззовите к нему! Не верю, что не можете!
Не верю, что не слышит он вас!
Она одним глотком опрокинула в себя мёд.
– Есть же у вас, так скажу, по-иному мыслящие мастера. Может, они смогут… Не примчалась бы я сюда, как безумная, кабы не… пустота. Пустота поедучая, всё в себя тянущая, всё поглощающая…
Лицо её вдруг страшно изменилось, оцепенело, сделавшись словно маска смерти.
– Пустота… – просипела она, роняя глиняную кружку из-под мёда. – Не может быть… нет… не верю! Не… верю…
– Что с тобой, достойная Оружейница? – всполошился старший мастер.
– Я… не понимаю… – бормотала она, уставившись в одну точку. – Проверить… надо проверить…
– Мы и без того взываем к великому Хедину, – покачал головой жрец. – И да, те… молодые мастера, как ты их именуешь, стараются дозваться какими-то своими способами. Я не препятствую. Любой имеет право обращаться к Познавшему Тьму теми способами, как сердце ему подсказывает.
– Ага! – Погружённость и отрешённость Оружейницы как рукой сняло. – Значит, вы тоже что-то ощутили! Что-то почувствовали! Не зря вы… это… погрузились в молитвенное сосредоточение, так?