Хедвиг совершенно не виновата!
Шрифт:
– Правда! – ещё задорнее кричит Линда. – А знаете, как она такой стала? В детстве её укусила лошадь.
Эллен оторопела.
– Ха-ха! – продолжает Линда. – Про оборотней – людей-волков – вы наверняка слышали, а что бывают ещё люди-лошади – и знать не знали. Так что, Эллен, на твоём месте я бы поостереглась этой Блошки!
– Её зовут Крошка! – кричит
Хедвиг вся трясётся от смеха. Эллен фыркает и бьёт копытом.
– Так что, ты играешь или нет?
– Да, – пристыженно отвечает Хедвиг.
– Тогда будешь Савраской. Начинаем. Галоп!
Эллен машет прутиком, а Карин и Хедвиг носятся кругами и трясут гривами.
– И-и-и-хи! – ржёт Карин.
– Умница, Крошка, – говорит Эллен. – Ты самая лучшая из моих лошадей.
– А можно мне как-нибудь к тебе в гости, познакомиться с Крошкой? – задыхаясь от быстрого бега, спрашивает Хедвиг.
– Посмотрим, – отвечает Эллен.
– Ну пожалуйста!
– Сейчас мы играем! Лошади не умеют разговаривать! Рысь!
Хедвиг и Карин сбавляют скорость и переходят на рысь.
Линда вздыхает и снова залезает на дерево. Она срывает груши и, не надкусывая, швыряет в стену школы. На кирпиче остаются грязные мокрые пятна. Как же она ненавидит эту проклятую лошадиную лихорадку!
Раггары, зелёные мухи и дети из школы верховой езды
Больше всего на свете Хедвиг мечтает о собственной лошади. Там, где она живёт, много животных. Свиньи, утки, куры и овцы, а ещё чёрная собака Мерси и кошки, разумеется. Но для полного счастья ей не хватает только лошади.
Однако лошади у неё нет. Зато в школе верховой езды в Рисеберге лошадей завались. Когда-то в старинные времена в Рисеберге находился монастырь. Повсюду, склонив головы, бродили монахини и размышляли о Господе. Теперь от монастыря остались одни развалины. Повсюду, задрав хвосты, скачут лошадки и думают о кусочках сахара. Но кто знает, возможно, и они тоже иногда задумываются о Боге.
– Я сгоняю на конюшню! – говорит Хедвиг как-то раз в субботу в конце августа.
Сунув ноги в деревянные сабо, она распахивает дверь. Воздух пахнет престарелым, уставшим летом. С неба светит тёплое солнце, и стены построек потрескивают: стены хлева, курятника, домика для щенков, дровяного сарая, просто сарая и самого Энгаторпа, «Дома на лугу», где живут Хедвиг, её мама и папа.
– Осторожней на дороге! – кричит папа из своей каморки. Он пишет статью, которую скоро должен сдать в газету.
– Ага! – кричит в ответ Хедвиг и выкатывает велосипед из сарая. Велосипед называется «ДБС». Одна ручка у него красная, а другая зелёная. Как ни странно, «ДБС» расшифровывается как «Дамский бегостул». Так, во всяком случае, говорит двоюродный брат Хедвиг Тони. Ему пятнадцать лет, и он живёт в Хакваде.
Хедвиг запрыгивает на велик и уезжает. Но едет она ни капельки не осторожно! Она мчит, как настоящая гонщица, так что пыль стоит столбом и камни летят из-под колёс. К придорожной канаве жмётся тёмный высокий лес.
Вскоре Хедвиг сворачивает с грунтовой дорожки.
Хедвиг быстро смотрит по сторонам и со скрипом катит на ту сторону.
Всё отлично, на этот раз обошлось без раггаров. Раггары жутко опасны. Однажды Хедвиг видела, как один раггар высунул из окна тачки попу. Хедвиг терпеть не может, когда так себя ведут. Кузен Тони из Хаквада, он тоже раггар. Но машины у него пока нет, только мопед с коричневыми брызговиками. Когда протягиваешь Тони руку, чтобы поздороваться, он так сильно сжимает ладонь, что пальцы хрустят. Это он из вредности. А однажды он совсем обнаглел и назвал свою маму Бритт индюшкой.
Дорога пошла под гору. Ветер подхватил и развевает волосы, треплет одежду. Колёса крутятся всё быстрее, быстрее, быстрее – так сильно Хедвиг ещё никогда не разгонялась! Вдруг откуда ни возьмись перекрёсток: поперёк горки бежит другая дорожка – БА-БАХ!
Хедвиг лежит на земле. Она дрожит. Сердце стучит, как барабан. В ладони впились мелкие камни. Коленки горят, течёт кровь. Колёса велосипеда крутятся как заводные.
– Ай! – стонет она.
На дороге валяется ещё один велосипед, побольше, а под ним – тётя в сапогах. Её штаны порвались. Тётя машет толстыми ручками, но встать не может.
Хедвиг вскакивает. Она знает, что поступила плохо. Нельзя лететь с горы, не глядя по сторонам.
– Может, извинишься? – говорит тётя. Она охает, пытаясь спихнуть с себя велосипед.
Хедвиг молчит. Не так-то это легко, просить прощения. Хедвиг обычно всё что угодно может сказать, слова у неё во рту не задерживаются, но слово «извините» будто приклеивается к языку и не хочет отцепляться. Тем более когда на земле лежит тётя в рваных штанах и считает, что Хедвиг должна извиниться.
По щеке тёти скатывается слеза.
– Помоги же мне встать! – кричит она.
Сердце Хедвиг словно сжимает холодная рука. Нет. Это взрослые должны поднимать детей, а не наоборот. Хедвиг молча берёт свой велосипед. И быстро уезжает.
– Стой! – кричит тётя, но Хедвиг не останавливается, она шпарит во весь опор и вскоре скрывается за поворотом. Голос тёти слышится всё слабее.
В груди закипают слёзы. А вдруг тётя умрёт? Вдруг её найдут через две недели всё так же лежащую под велосипедом, но совсем белую и окоченевшую? Это будет означать, что Хедвиг её убила. И даже не извинилась.
Добравшись до Рисеберги, Хедвиг паркует велосипед у конюшни. Здесь сильно пахнет лошадиным навозом и потом. Хедвиг идёт по тропинке к развалинам. Издалека видно, как блестят на солнце гнедые спины. Чёрные хвосты разгоняют полчища мух, слышится ржание.
Монахини, которые ходили тут в стародавние времена, не ржали. Они давали обет молчания. Им нельзя было ни с кем разговаривать, только тихонько шептаться с Богом.
Хедвиг моргает, глядя на небо. А что, если и ей немного пошептаться с Богом? Хуже ведь не будет?