Хелен
Шрифт:
Я внес протест, и судья Харрингтон поддержал меня. Теперь миссис Ноутон уже определенно вышла из себя, но огорчило её воспоминание о выброшенных на ветер деньгах.
— И что вы сделали потом, миссис Ноутон? — спросил Сандлер. Вид у него был безмятежный. Еще бы — этот процесс со стороны обвинения с легкостью выиграл бы даже носорог. Или слизень. Кто угодно.
— Я прошла в дом.
— Через парадную дверь?
— Да, разумеется. Мы держим двоих слуг, но воскресным утром они посещают церковь. Я прошагала прямо в гостиную
— Кого именно? — уточнил Сандлер.
— Мисс Пиласки. Подзащитную.
— Где именно она сидела?
— В гостиной. На краю большого дивана.
— А судья Ноутон тоже был в гостиной?
— Нет, он находился у себя в кабинете.
— А что делала мисс Пиласки?
— Она просматривала воскресный выпуск «Нью-Йорк Таймс». Нам присылают его каждое утро. Точнее — присылали.
— Что сделала мисс Пиласки, когда вы вошли?
— Она подняла голову и посмотрела на меня…
— Расскажите нам все подробно, миссис Ноутон. Можете не торопиться.
— Ну, она на меня посмотрела. Я молчала… я просто не знала, что сказать…
— Простите меня, миссис Ноутон, — прервал её Сандлер, — я хочу кое-что уточнить. Вы уже тогда знали, кто такая мисс Пиласки?
— Да.
— Значит, вам уже приходилось видеть её прежде?
— Да — я была сыта ею по горло. Недели за три до этого мой муж впервые привел её домой. Потом он приводил её снова и снова — ему было наплевать на то, что я дома, что я могу… — её голос предательски задрожал.
Чуть помолчав, Сандлер спросил:
— Что было потом? Расскажите, что случилось в то воскресное утро.
Сандлер находился в затруднительном положении. Миссис Ноутон была уже на грани того, чтобы выложить всю правду о своем муженьке.
— Я спросила её, где мой муж. Она ответила, что он в кабинете. Потом я продолжала стоять и смотреть на нее, а она встала и прошла в кабинет, оставив дверь открытой. Я медленно приблизилась и услышала, как мой муж что-то сказал ей. Потом он подошел к двери. И тогда она что-то ответила…
— Одну минутку, миссис Ноутон. Вы не помните, что именно она сказала?
— Нет, я не очень хорошо расслышала, но когда он обернулся, то я увидела, что она стоит и целится в него из пистолета. Он закричал: «Эй, не вздумай!». И тогда она выстрелила, а мой муж покачнулся и упал ничком. Потом она вышла из кабинета, прошагала мимо меня и положила пистолет на карточный столик. И вот тогда я, потеряв голову, набросилась на неё и, кажется, поцарапала. Больше я ничего не помню, потому что потеряла сознание.
— Спасибо, — произнес Сандлер. — Большое спасибо, миссис Ноутон. Я понимаю, как вам тяжело.
Повернувшись ко мне, он великодушно изрек:
— Можете задавать вопросы, мистер Эддиман.
Однако судья Харрингтон посмотрел на часы и решил, что времени для перекрестного допроса уже нет. И перенес заседание на следующее утро.
Я
Я никогда прежде у него не был, и Джо поинтересовался, нравится ли мне его «берложка». Я чистосердечно признался, что очень.
— Неплохо для второразрядного мафиози, да? Эх, дьявольщина. Чем больше узнаешь про красоту, тем меньше удовольствия из неё извлекаешь. Потом тебе уже хочется иметь рядом настоящую женщину, а не дешевую потаскуху. Потом книжку почитать и ума поднабраться. А зачем? Чтобы понять, в каком дерьме плаваешь? Ты разбираешься в этих играх, Блейк, или ещё в коротких штанишках ходишь?
— И то и другое.
— Оно и видно. Видишь ли, Блейк, лет двадцать назад синдикат воротил нос от проституции. Впрочем, наши крестные отцы и сейчас держались бы от неё подальше, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что многие крупные воротилы приезжают в Сан-Вердо не только поиграть, но и порезвиться на свободе. В противном случае, они считают, что зря потратили время. Ну вот, значит, наши парни решили навести в этом деле порядок: очистить город от дешевых шлюх и организовать классные бордели. И что же? Оказалось, что всей проституцией в городе заправляет не кто иной как судья Ноутон. Наши ребята с ним встретились и уговорились: проститутки им, а судье — героин. Тоже — приличные бабки. Тем более, что в Вашингтоне его поддерживали. Впрочем, какое это теперь имеет значение? — Джо устало махнул рукой. — Ну что, Блейк, досталось тебе сегодня?
— Да, — признал я.
— Что будет дальше?
— Повесят её — вот что. Защиты у меня нет. Все, в том числе присяжные, понимают, что только теперь, оставшись вдовой, Рут Ноутон впервые вздохнула полной грудью. Но, увы, убийства этим не оправдаешь. Да и нет у нас в юриспруденции такого понятия как оправданное убийство. В противном случае, страна бы быстро опустела. Как бы то ни было, моя единственная надежда состоит в том, чтобы убедить присяжных, что Алекс Ноутон был отъявленным мерзавцем. Но даже здесь мне руки повязали. Кстати, кто познакомил с ним Хелен?
— Я.
— Не знаю, выйдет ли что из этого, но ты согласишься выступить свидетелем?
— А это тебе поможет?
— Не знаю. Попытка не пытка.
— Ребятам это не понравится, но впрочем — чего нам терять-то?
Допив коктейль, я вернулся к себе в контору. Милли Джефферс сказала, что звонила моя жена. А также Комински, начальник полиции. И ещё меня спрашивали из доброй дюжины агентств и газетных редакций.
Первым я перезвонил Комински — его звонок меня напугал. Вдруг что-нибудь случилось с Хелен? Оказалось, что нет. Вот что он мне сказал: