Хэлло, дорогая
Шрифт:
— Воды? Содовой? Чего тебе налить?
— Содовой, — промямлила Конни. — Иначе меня вырвет.
— Это бывает. От стресса. Все болезни от стресса, тыковка.
Он потянулся за банкой «Спрайта», уже открытой кем-то, и молча понаблюдал, как Конни сунула её под свою чёрную вуаль и начала пить. Хэл улыбнулся.
— Тыковка, ты прямо как невеста нынче. Дай-ка я это уберу, тебе будет полегче.
— А это и есть костюм невесты, — дрожа, сказала Конни и запнулась, когда Хэл поднял её вуаль.
Он убрал её жестом жениха у алтаря,
— Теперь тебе лучше? — спросил он едва не заботливо.
Конни вздрогнула. Смутилась. Её охватило странное, обманчивое чувство покоя — но она хорошо помнила о трупах в кухне и гостиной, и только кивнула.
— Теперь нам можно и поговорить, — заметил Хэл и сжал её плечо, как вдруг, поморщившись, слегка согнулся.
— Что с тобой? — резко спросила Конни.
— Разговор немного отложим, хорошо? — невесело хмыкнул он. — Скажи, есть у тебя аптечка?
— Да. — Она указала на высокий шкаф. — Вон там.
Её охватило смятение.
— Прошу, достань ты, — попросил он. — Я не могу потянуться, очень больно.
— Что случилось?
Вместо ответа он просто повернулся к ней спиной, расстегнул и снял рубашку, осталось только в нательной майке. Конни застыла. Вся его лопатка была залита кровью.
— Не бледней, — сказал Хэл. — Всё в порядке, жить буду.
— Кто это сделал? — она шумно сглотнула.
— Твой дружок. Наверное, знаешь такого? Тейлор, кажется.
— Да, — поджала губы Конни. — Знаю.
— Ну он и дурак. Скажи, крови много?
— Я не знаю… кажется, да.
Хэл покачал головой и терпеливо продолжил:
— Возьми бинт. Сделай из него тампон. Есть пластыри?
— Я не знаю! — занервничала Конни. Хэл погладил её по руке.
— Не паникуй. Я присяду, неси всё сюда.
Руки её дрожали, когда она достала и открыла скудную аптечку — в ней и были разве что бинт, перекись водорода, жаропонижающее и упаковка золпидема. Вот же набор! Пластыри там, к счастью, тоже оказались.
— Это пойдёт, — сказал Хэл и взял перекись. — Да… как раз сгодится.
— Я помогу.
Конни забрала флакон, пропитав им кусочек бинта. Хэл с трудом поднял майку.
— Оставь её, — сказала Конни. — Потом застираю кровь.
Почему-то Хэл опустил глаза.
Конни промыла рану из узкого горлышка, прямо из флакона с перекисью — сосредоточенная и спокойная. Хэл устало сгорбился на стуле, стиснув руки: было больно, очень больно, и ломило мышцу. Скорее всего, Тейлор попал именно в неё.
— Чем это? — сухо проронила Конни.
— Ножом, — словно это было обычным делом, сказал Хэл. — С кухни.
— Ясно.
Она тампонировала рану и в замешательстве взяла бинт, не зная, как лучше сделать повязку. Хэл заметил, немного повернув голову:
— Просто закрой сверху широким квадратом из бинта и закрепи пластырем. Всё в порядке, этого будет достаточно.
Она так и сделала, всё ещё не веря тому, что это происходит в самом деле. В глазах
«Нужно найти способ и позвонить в полицию. Нужно обо всём сообщить» — подумала Конни, вспомнив, что её телефон лежал в ящике туалетного столика. Затем она подумала, что тогда будет с Хэлом, и отказалась от этой мысли с пугающей ясностью.
Закончив с обработкой раны, она вслушалась в тишину дома и неловко спросила:
— Они все мертвы?
Он удивился тому, что она осмелилась сказать это вслух. Он всё думал, как это случится. Оказалось, очень даже просто.
— Да.
— Хорошо.
Хорошо? Хэл повернул к ней голову, задумчиво сощурился, и они встретились взглядами. В её глазах была странная пелена, которая делала их задумчивыми, но полными непонятной ему решимости. Никто и никогда прежде на него так не смотрел, и по его загривку пробежала дрожь.
— И тебе больше нечего мне сказать? Ты ничего не хочешь спросить?
— Например? — едва слышно промолвила она.
— Например… зачем я это сделал?
? Hurts Like Hell (male) — Fleurie ?
Она легонько касалась его спины, обдумывая ответ. На руках осталась его кровь. Конни посмотрела на них и ощутила себя брошенной в бурную реку, способной только плыть по течению, не сопротивляясь — куда увлечёт поток, никто не знает, и что будет в конце — тоже. Когда Хэл мягко обнял её за бёдра и привлёк ближе, одним лёгким, плавным движением усадив себе на колено, она опустила глаза и сказала от сердца то, что думала, но боялась выразить вслух:
— Я боюсь спрашивать: в конечном счёте, ответ меня только испугает.
Он промолчал. Тогда она добавила:
— Я боюсь услышать его, потому что разочаруюсь в себе.
Хэл непонимающе нахмурился. В себе?
Конни была к нему так близко, что он слышал её дыхание у себя на лице. То, чего он очень страшился, должно было вот-вот случиться, и он не был к этому готов.
— Я, наверное, должна ненавидеть тебя, но никогда не смогу, — сказала Конни. — Что бы ты ни сделал. Я могу не принять и не понять. Мне очень жаль, что всё это случилось с людьми, которых я знаю, но это не поменяет ровным счётом ничего между нами.
— А если я решу убить тебя? — тихо спросил он, не отводя взгляда.
Конни ожидала этого и, помедлив, кротко ответила:
— Всё равно не поменяет.
Он положил ладонь на её затылок и легонько подтолкнул к себе, накрыв её губы — своими. Конни закрыла глаза, крепко зажмурившись. Из-под ресниц на щёки пролились слёзы. Хэл это видел, и это его поразило.
Ей было страшно, горько, больно и обидно. Она боялась его и боялась за него — всё сразу, и единственное, чего хотела больше всего на свете — и дальше плыть по реке, куда судьба так немилосердно швырнула её. Теперь её жизнь была в чужих руках, и Конни знала только одно. Что бы с ней ни случилось, она не будет ни о чём жалеть, даже в те короткие минуты, которые отныне ей отведены.