Хэллоуин по-русски, или Купе на троих
Шрифт:
— Одно лишь жаль, — подал голос Величко. — Главаря их мы так и не достали. Залег на дно, сука, предпочел чужими руками жар загребать!
— То есть? — осведомился у него учитель, и я с изумлением отметил, что его левое веко дернулось в нервном тике. Хотя, может быть, это все из-за Лешкиной вольности? Мало кому понравится, когда у него перед лицом кулаками размахивают…
— Те, кого мы положили, — это так, мелочевка! За разменную монету пошли. А вот та гнида, которая все придумала да организовала, ускользнула!
— Ничего, — парировал Лешка, — от нас не уйдет. Я эту падлу хоть из-под земли достану, клянусь! Из-за нее я двух бойцов
Веко учителя дернулось еще и еще раз. Может, ветром надуло, глаз застудил? Или просто рассказ так подействовал: Лешка в подробностях не стеснялся и оставшееся после перестрелки кровавое месиво описал весьма реалистично. Даже у меня при воспоминании об этом к горлу подкатывал ком и начинал бунтовать желудок, что уж говорить о Кедрове с его тонкой нервной организацией?..
— Одно лишь плохо, — вздохнул Лешка. — Доказательств у нас против главаря — кот наплакал. Все его подельники уже на том свете, свидетелей тоже нет. Так что, боюсь, отыщем мы Хозяина, сдадим ментам с рук на руки, а те его возьмут и отпустят за недостаточностью улик. А он, не будь дурак, тут же смоется, пока за него всерьез не взялись. Места-то дикие, хрен потом заново его поймаешь.
— Не надо никаких ментов, я эту суку лично порву, — веско произнес Величко. — Вот этими самыми руками! — поднял он вверх свои пудовые кулачища. — Сначала кишки намотаю, а затем сердце его поганое вырву! Пусть на своей шкуре почувствует то, что Сема Рыбалин перед смертью вынес!
— Будем считать, что я этого не слышал! — насупился Лешка, и в голосе его зазвучали суровые нотки. — Мы свои руки об эту мразь марать не будем!
— Что?! Так и позволишь ему уйти? — Величко делал вид, что не верит своим ушам. Кедров же напряженно следил за их диалогом, и веко его дергалось все сильнее и сильнее.
— Зачем же? — лукаво подмигнул Лешка капитану. — Все значительно проще. Как думаешь, поселковые мужики сильно обрадуются, когда мы им скажем, кому они должны быть благодарны за явление Твари народу?
— А-а, вот что ты имеешь в виду! — понимающе протянул Величко. — Да, люди в здешних краях простые, им адвокаты не требуются. Заведут суку в лес да прихлопнут к растакой-то матери! Даже хоронить не будут, оставят зверью на растерзание.
— Или отдубасят всем поселком до полной потери товарного вида!
— Да не, камнями побьют, их здесь много!..
По вискам Кедрова сбежала крохотная капелька пота, хотя в доме было отнюдь не жарко. Я уже неотрывно смотрел на учителя и не верил своим глазам. Он нервничает! Более того, судя по тому, какую лезгинку отплясывают его пальцы, лежащие на коленях, он близок к панике! Неужели Лешка все-таки прав?..
— Ой, вот дурак — про чай-то я и забыл! — вдруг хлопнул себя по лбу учитель. — Заслушался вас, и угощение побоку. Сейчас схожу, заново чайничек поставлю, а то небось уже остыть успел!
Кедров поднялся, а вместе с ним встал и Лешка, подошел к книжным полкам и ловко выдернул злополучный томик «Уленшпигеля». Книга сама раскрылась на нужном месте и, когда учитель вернулся из кухни, мой друг принялся читать вслух:
— «Сатана — это я сам, таково мое естество. Я родился на свет уродцем, неспособным к телесным упражнениям, и меня все почитали за дурачка и часто били. Меня никто не жалел — ни мальчики, ни девочки. Когда я вырос, ни одна женщина не желала иметь со мной дело, даже за деньги. Тогда я возненавидел смертельной ненавистью все, что
3
Шарль Де Костер. «Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, об их доблестных, забавных и достославных деяниях во Фландрии и других краях». Пер. Н. Любимова.
Лешка замолчал и вопросительно посмотрел на учителя. Тот стоял в дверях, не в силах произнести ни слова, и лишь крупные бисерины испарины проступили на его лбу, выдавая истинные чувства.
— Вы же должны были узнать этот момент! Это монолог Рыбника на допросе, после того как его поймали в капкан и разоблачили.
— Д-да, кажется, припоминаю, — хрипло подтвердил Кедров.
— Вот те раз! — Лешка сделал вид, что обескуражен. — А я так полагал, что вы эту книгу наизусть можете цитировать, особенно те места, что касаются истории с Рыбником.
— С чего бы это? — Учитель все еще предпринимал отчаянные усилия, изображая спокойствие, но удавалось это ему неважно.
— Да ведь если так посмотреть, отбросив мелочи, — все одно к одному! Общая схема преступления Рыбника: воспроизведена как по нотам: тут вам и зверюга невиданная, которую все боятся и мало кто видел, зато все слышали, и жертвы покусанные, и рыбаки, которые по домам сидят и наружу высунуться боятся. Даже девушка, загрызенная в дюнах, — и то имеется! Полагаю, если пошарить по тайничкам Хозяина, то и золотишко обнаружится, ради которого все и было затеяно. Ни за что не поверю, что к его загребущим лапам ничего не прилипло!
— Ой, а ведь и правда! — фальшиво изумился Кедров. — Странно, что мне самому не пришло это в голову!
— Хм, действительно странно, — подтвердил Лешка, резко избавившись от игривых интонаций в голосе. — Особенно удивляет то, что это не вы мне, а я вам на это совпадение указываю! Ведь у меня не было возможности перечитывать эту книгу каждый вечер, как это делали вы, Анатолий Борисович!
— О, кажется, чайник вскипел! — прервал учитель неудобный для него разговор. — Подождите пару минут, сейчас чаю вам заварю по особому рецепту, с травками!
С этими словами он вновь исчез из комнаты, а наша троица обменялась вопросительными взглядами. Если бы можно было перевести их на обыкновенный язык, наш безмолвный разговор выглядел бы примерно следующим образом:
Лешка: «Ну что, кто-то из вас еще сомневается, что перед нами Хозяин?»
Я: «Леха, ты его вчистую расколол! Снимаю шляпу!»
Величко: «Когда брать будем?»
Тут-то мы и оплошали, недооценив резвость Кедрова, хоть могли бы и догадаться, что, загнанный в угол, он пойдет на все, лишь бы избавиться от нашего общества. Краем глаза я успел заметить, как в коридоре мелькнула серая тень, а затем хлопнула входная дверь.