Хеллсинг: Моя земля
Шрифт:
Итак, что там от меня требовал в свое время седенький профессор на кандидатском экзамене? «Мария, умение говорить коротко и по сути — главное оружие толкового ученого. Лить воду может любой вор или политик».
— Первое — потеря Алукарда, который под воздействием аргументов Руди стал, в лучшем для нас случае, фигурой пассивной, а в худшем — перешел на сторону врага. Второе — сохранение за Руди основного козыря — угрозы активировать всех упырей. Третье — пассивная позиция руководства «Хеллсинга» в решении указанных проблем.
— Лихо, — оценивает Андерсон. — Превзошла мои ожидания. Я-то рассчитывал на три пункта. Обычно стараются уложиться в три. Отвечаю: потери Алукарда, насколько я понимаю, не произошло, он жив, дееспособен и не находится под чужим контролем. Думай о нем, как о козыре в рукаве, своего рода «засадном полке». Соответственно, руководство ваше действует обдуманно и трезво, беспокоиться о нем не стоит. Важность «крота», этого твоего Уолтера, тоже нельзя переоценивать, скорее всего, он и правда сдавал какую-то малозначимую информацию — а быть может, и прямую дезинформацию. Думаю, Интегра давно в курсе этого маленького предательства и использует его в своих целях.
Я молчу. У меня нет слов. А у Андерсона еще есть.
— Остается один действительно важный пункт — угроза взрывообразного роста числа упырей при помощи, предположительно, имеющегося у Руди устройства, которое мы условно назовем детонатором. Однако, как ты правильно отметила ранее, находясь в Лондоне, Руди вряд ли рискнет совершить полномасштабную диверсию — ему здесь станет некомфортно. А с небольшими вспышками мы с вами, полагаю, справимся. Есть средства.
Я кое-что вспоминаю. «Признаться, Dame Integra, натура у меня такая — люблю рисковать. И это обычно окупается — некоторые ваши друзья могут подтвердить.»
Руди игрок. Он выбирает парадоксальные, неочевидные решения — и раз за разом выигрывает у, казалось бы, многократно превосходящих сил. Это стоит обмозговать. Но сначала закончим с отцом Александром.
— Вот как, — стараясь оставаться спокойной, говорю я. — И что, вас, получается, не беспокоит сложившаяся ситуация?
— А должна? — вежливо интересуется Андерсон. — Оттуда, где я стою, она не выглядит… критической. Сложной, запутанной — да, возможно. Но впадать в уныние, как мне кажется, совершенно незачем. Да и вообще, уныние — смертный грех, должен заметить.
Спасибо за бесплатный выпуск «Слова пастыря», отче.
— А что именно удерживает вас от впадения в уныние, если не секрет? — меня уже немного потряхивает. Ну, получается, что сотни смертей по всей стране, десятки, как минимум, вампиров, упырей, плюс неизвестно сколько потенциальных носителей «лилит», да еще полуразрушенная организация, призванная с этими существами бороться — это не повод для печали.
Отец Андерсон серьезен.
— Работа
Ага. В общем, Андерсон, получается, окончательно вошел в секту «Свидетелей Алукарда и Его Хитрого Плана». Все что делает их предмет обожания — верно по определению. «Учение Маркса всесильно, потому что верно», это мы уже проходили, спасибо большое. Но сильнее всего меня торкает даже не это. А сказанное на несколько секунд раньше.
— Жертвы сведены к минимуму? Да несколько сот человек рассталось с жизнью только во время операции в Белгравии, а сколько раньше? А сколько…
— А сколько людей проживает в одном Лондоне? — невозмутимо прерывает меня священник. — Восемь миллионов? Чуть больше? Разумеется, прискорбно, что жертвы все же имели место, но если бы не мы — и не вы, «Хеллсинг», — то их могло быть куда больше. А наша цель — уничтожение мерзавцев из «Миллениума» — тем временем все ближе.
Прекрасный подход. На земле живет семь миллиардов человек, а значит, если стереть с ее лица миллионов пятьсот — многие даже не заметят, а жертвы все равно, можно сказать, будут «сведены к минимуму».
— Ну, конечно, — слова вылетают какими-то обрывочными, резкими комбинациями звуков. Как всегда, когда я злюсь. — Цель оправдывает средства, так?
— Ну что за чушь, в самом деле, Виктория, — Андерсон укоризненно разводит руками. — Взрослая девушка, разумный человек, отличный боец, насколько я знаю, а повторяешь… глупости всякие.
Он делается серьезным.
— Цель — это просто цель. Она сама по себе ничего не оправдывает. Это делают люди. Понимаешь? Люди, в меру своих способностей и умений, сами решают, достойна та или иная цель той или иной жертвы. Никто больше. Одни цели поменьше — и требуют меньше усилий для достижения. Другие побольше — но и запросы у них соответствующие. Третьи — совсем глобальные. Добраться для них труднее всего, и пожертвовать приходится многим. На самом деле многим. И многими.
Андерсон некоторое время молчит.
— И поэтому если завтра окажется, что для окончательного искоренения этой нечисти нужно будет уничтожить половину населения Лондона, и самому лечь рядом с ними — я с готовностью принесу эту жертву. Ибо цель — неизмеримо выше.
— Не совсем ортодоксальный подход, — нахожу я все-таки какие-то слова.
— Не совсем ортодоксальная ситуация, — парирует Андерсон. — Церковь в курсе такой стратегии, конечно, хотя официально ее и не поддерживает. Но разрешает, учитывая обстоятельства.