Хельмут Ньютон. Автобиография (пер. К. Савельев)
Шрифт:
В конце концов нас призвали в армию и выделили места для отдыха на Флемингтонском ипподроме. Обстановка была чрезвычайно примитивной, но определенно более комфортной, чем в амбаре под Шеппартоном. Многие из наших друзей целыми днями пропадали в городе. У меня появилось несколько знакомых австралийцев из числа призывников, которые были ревностными любителями лыжного спорта. Они брали с собой подружек и отправлялись в горы в окрестностях Виктории, чтобы покататься на лыжах. Их никогда не искали. Им хватало времени вернуться на ипподром к началу переклички. Когда называли их имена, они просто говорили: «Здесь, сэр», и больше
Я держался вместе с Вэлли и другим моим близким другом Филипом Кремсом из Вены. В довоенное время Кремс был подающим большие надежды молодым офицером бронетанковых войск. Когда выяснилось, что он на четверть или наполовину еврей, его вышвырнули из армии и заставили эмигрировать. Мы познакомились в Сингапуре, стали друзьями в Tatura, и дружба продолжилась в Мельбурне.
Вскоре после призыва нас разместили в большом военном лагере Кемп-Пелл в пригороде Мельбурна, в пяти минутах езды на трамвае от центра города. Здесь мы наконец смогли вовсю гулять с местными девушками, и в отличие от Шеппартона никто не мешал этому.
Жизнь была очень простой. Одна подружка сменяла другую. Я познакомился с замечательной девушкой по имени Мэри Фланаган, ирландской католичкой с огненно-рыжими волосами. Один ее брат работал на пивоварне в Ричмонде, другой – на сигаретной фабрике Carreras. Разумеется, в те дни пиво и сигареты жестко рационировались, их было трудно достать, но Мэри щедро снабжала меня ими. У нее было еще одно замечательное свойство. Она никогда не хотела в кино, гулять или посидеть в кафе. Она хотела только одного: пойти в нашу комнату и заняться любовью.
Единственная трудность заключалась в том, что она, как истинное дитя народа, была совершенно безграмотна. Ее английский, мягко говоря, оставлял желать лучшего. Она любила болтать в постели и говорила «тябе» вместо «тебе», «чо такое» вместо «что» и так далее. Я просил ее: «Пожалуйста, Мэри, не разговаривай, пока мы трахаемся, мне больше нравится молчать». Разумеется, мне нравится, когда люди разговаривают друг с другом в постели, но юный чванливый Хельмут не выносил ее простонародных выражений. Каждый раз, когда она говорила «чо», я становился импотентом.
Множество беженцев прибывало со всей Европы. Среди них была очень миловидная польская графиня и ее муж, по-видимому настоящий толстосум, потому что они поселились в старом викторианском особняке на Сент-Килда-роуд, в живописном, фешенебельном квартале Мельбурна.
Она часто развлекалась с парнями из армии, а ее мужа почти никогда не видели. Мы устраивали безумные вечеринки в доме графини. Помню всякие экзотические истории о том, как они с мужем бежали из Польши и эмигрировали в Австралию. Я закрутил с ней бурный роман и вскоре обнаружил, что являюсь лишь одним из многих в нашей армейской компании. Мы с Филом и некоторыми другими ребятами, которые были ее любовниками, обменивались интимными подробностями и веселились от души, сравнивая наши впечатления. Не забывайте, что мы были молодыми жеребцами, которых так и распирало от собственной удали.
Когда Китти, сестра Жозетты, объявилась в Мельбурне (ее муж Дик вступил в армию союзников), она поселилась в комфортабельной квартире. Для меня это стало способом восполнить утраченные возможности, и вскоре мы вступили в греховную связь. Была зима, она принимала меня в меховом пальто на голое тело, которое снимала
Я спросил Китти, что случилось с Жозеттой, и она сказала, что ее отправили в тюремный лагерь. Она даже не знала, жива Жозетта или нет. Когда я спросил, почему Жозетта не воспользовалась возможностью приехать вместе с ней, она ответила: «Она не хотела ехать сюда».
Много лет спустя, в 1960-х годах, когда я пил чай в холле гостиницы Piccadilly в Лондоне вместе с Джун и ее другом-актером, ко мне подошел посыльный и сообщил, что мисс Ван Дойл хочет видеть меня. Это оказалась дочь Китти – та самая маленькая девочка, которую я прогуливал за руку в сингапурских парках, чтобы взрослые могли спокойно побеседовать.
Она выросла в статную, полногрудую девушку, и я не отказался бы завершить порочный круг, если бы только Джун не было рядом. Впоследствии Джун сказала мне, что, по словам ее друга-актера, ее присутствие определенно помешало развитию ситуации, которая во всех отношениях выглядела очень многообещающе.
Мы с Филипом решили снимать очень дешевую комнату в пригороде Мельбурна под названием Южная Ярра. Комнату нарекли Schloss Rammelfeste в честь знаменитого австрийского порнографического романа XIX века; в переводе это приблизительно означало «Замок жестоких трахов». Мы поочередно водили туда подружек, покупали вино и старались с лихвой возместить вынужденное воздержание в лагере Tatura.
До поры до времени армейская служба была совершенно необременительной. Я научился выполнять необходимый минимум работы. Стоило вразвалочку пройтись по лагерю с равнодушным видом и без какой-либо цели, и первый же сержант привлекал вас к работе. Вы получали наряд на кухню, мытье полов, мелкую уборку или что-нибудь подобное. Впрочем, это меня не слишком напрягало. Слишком много оставалось нерастраченных сил и слишком много городских развлечений, поэтому я научился ходить целенаправленно и с решительным видом. Я брал в руки большую линейку или три планки и молоток и бродил по лагерю, ничего не делая, но производя впечатление занятого работой человека. Всем проходящим мимо офицерам я отдавал молодцеватый салют на прусский манер – им это очень нравилось.
Нашим командиром был капитан Броутон, маори по национальности, герой Первой мировой войны. Он очень гордился тем, что ему доверили командовать скопищем хилых интеллектуалов и гуманитариев, которые должны были проявить доблесть в бою. Он прилагал все силы, чтобы попасть туда, что уклончиво называлось «там, на севере» – в район боевых действий против японцев. Разумеется, нам меньше всего хотелось попасть «туда, на север»: это было бы концом для всех нас. Но вот печальный день настал, и наш взвод получил приказ выдвинуться из Мельбурна. Нас послали на север, но не очень далеко, примерно за пятьсот километров, в полевой лагерь Токумваль у границы штатов Виктория и Новый Южный Уэльс.