Херсон Византийский
Шрифт:
– Мне надо поговорить об одном деле с дуксом стратилатом Евпатерием, – ответил им я.
– А кто ты такой? – спросил солдат, в котором я сперва по голосу, а потом уже по лицу опознал Агиульфа.
– Что-то у тебя плохо с памятью, Агиульф! – насмешливо произнес я. – Забыл, кого собирался зарезать спящим и ограбить?!
Тут и он узнал меня, и, вроде бы, смутился немного:
– Это не я был!
– Будем считать, что я тебе поверил, – сказал ему. – Иди доложи, мне некогда ждать.
Агиульф побежал докладывать. Не столько из служебного рвения, сколько боясь моих разоблачений.
Мы остановились у крыльца, перед еще одной парой караульных.
– Он это был, – тихо и уверенно сказал Гунимунд. –
– Служил с ним? – спросил я.
– Недолго, – ответил гот неохотно.
На окне, которое, как я помнил, вело в кабинет дукса стратилата Евпатерия, еле заметно колыхнулась штора. Пусть смотрят. Не даром же мы все трое вырядились!
К крыльцу стали подтягиваться солдаты. Один узнал Гунимунда и поздоровался с ним. Гот поздоровался в ответ, но тоном дал понять, что сейчас не до разговоров.
На крыльцо вышли Агиульф и евнух. Последний знал, кто ждет аудиенции, но и ему потребовалось время, чтобы поверить, что стоящий перед ним человек и попавший в беду иностранец – одно и то же лицо. Евнух поприветствовал меня кивком головы, сделал приглашающий жест и вошел в здание первым.
– Немой? – кивнув на евнуха, спросил я Агиульфа.
– Язык отрезали, – ответил гот и, ухмыльнувшись, добавил: – Говорил не то.
Он понял, что я ничего доказать не смогу, поэтому и наглел. А зря: наглость я не прощаю. Надеюсь, у меня будет возможность припомнить ее.
Я вошел в здание один. Моя охрана знала местные порядки, даже не попыталась сопровождать. К тому же, им не терпелось рассказать о своих подвигах солдатам, похвастаться добычей. Как я понял из рассказов Гунимунда, между охранниками и военными негласное соревнование, чья профессия лучше.
Дукс стратилат Евпатерий встретил меня стоя.
– Привет, рус! – поздоровался он.
Так понимаю, имя мое он не помнит.
– Александр приветствует тебя, дукс стратилат Евпатерий! – поздоровался я, заодно удалив неловкий момент.
Ромей сел на свой стул с высокой спинкой, а мне указал на второй, поставленный по другую сторону трехногого столика. Потом кивнул евнуху, который сразу водрузил на столик, стоявший между нами, медный кувшин с вином и два медных кубка. Налил сперва мне. Пока евнух делал это, Евпатерий сказал:
– Доходили до меня слухи, что ты строишь торговое судно, но не ожидал, что… торговля окажется такой прибыльной.
– На торговле так быстро не разбогатеешь, – согласился с ним. – Большую часть я добыл мечом у гуннов и аваров.
И те, и другие слыли у ромеев не самыми слабыми противниками, скорее, наоборот.
– Выпьем за то, чтобы удача всегда сопутствовала нам! – произнес он, подняв свой кубок.
Вино у него было не самого лучшего качества.
– Ты пришел по поводу оливкового масла? – спросил дукс.
– Не только, – ответил я. – У меня появилась новая жена, родился сын. Хотелось бы осесть, купить дом. Допустим, в Херсоне. Но я слышал, что для этого надо иметь ромейское гражданство. Так ли это?
– Да, – подтвердил ромей.
– А что для этого надо сделать? – поинтересовался я.
– Принести ощутимую пользу империи, – ответил Евпатерий.
– Если я подарю херсонскому гарнизону свой груз оливкового масла, это будет ощутимая польза? – поинтересовался я.
Дукс стратилат Евпатерий быстро просчитал, как можно будет провернуть это дело с большой выгодой для себя.
– Надеюсь, что да, – медленно произнес он. Наверное, уже прикидывал, с кем надо будет поговорить и поделиться.
– Тебя не затруднит помочь мне в этом деле? – спросил я.
– Не очень! – ответил дукс, улыбнувшись.
– По себе знаю, в таких делах всегда возникают непредвиденные мелкие расходы, – предположил я, достал из внутреннего кармана кожаный мешочек с монетами и положил его на стол. – Здесь сто солидов. Надеюсь, хватит?
– Вполне! –
Взятка – один из немногих переходов денег, который доставляет удовольствие обеим сторонам.
Через неделю у меня был пергамент со свинцовой печатью, похожей на монету, удостоверявший, что я купец, проживающий в городе Херсоне и пользующийся всеми льготами гражданина Ромейской империи.
Еще через день я купил за два с половиной фунта золота большой купеческий дом. Он располагался неподалеку от верфей и на максимально возможном удалении от района засольщиков рыбы и изготовителей гаруса. Здесь тоже воняло тухлой рыбой, но не так сильно. Утешало, что с наступлением холодов будет полегче, потому что почти все перестанут ловить рыбу. Дом был похож на постоялый двор Келогоста, только немного меньше и недавно отремонтированный. Во дворе, вымощенном каменными плитами, могла развернуться всего одна кибитка с двумя волами. На первом этаже находились помещения для хранения товаров, кладовки для продуктов, конюшня, хлев, сеновал, курятник и баня с мозаичным полом, на котором выложены из морской гальки желтого и синеватого цвета с редкими вкраплениями красного две обнаженные гречанки, а также медным чаном для нагрева воды, которая стекала по медной трубе с краном на конце в мраморную круглую ванну диаметром метра полтора и глубиной сантиметров шестьдесят. Во дворе напротив входа в баню находился выложенный из камня колодец глубиной метров шесть с барабаном для подъема деревянного ведра на толстой веревке. Рядом, ближе к дому, располагалась оштукатуренная емкость для сбора дождевой воды, стекающей по водостокам с крыши, диаметром около метра сверху и два с половиной внизу и почти три в глубину. Под центральной частью дома вырублены в материке винный подвал и погреб. Была и каменная кабинка уборной в углу у самых ворот, чтобы сразу стекало в канализацию. Ворота двустворчатые, дубовые, на железных петлях. Рядом калитка, тоже дубовая, с двумя засовами. Лестница на террасу, проходившую вдоль всего второго этажа, была одна, вела на среднюю часть, к двери в гостиную, к которой с одной стороны примыкала столовая, а с другой – небольшая комната, которую я сделал своим кабинетом. В левом крыле находились кухня и комнаты для прислуги, в правом – для хозяев. Во всех помещениях второго этажа были стеклянные окна, выходящие во двор, на террасу, собранные из полосок примерно двадцать на пятнадцать сантиметров, только в левом крыле полосок было по четыре, а в среднем и правом – по двенадцать. Стены в комнатах оштукатурены и размалеваны каким-то греческим абстракционистом красными и желтыми линиями с только ему, наверное, понятным смыслом. Пол деревянный, из длинных досок встык, как и в мое время. Прежний хозяин, переезжающий в Константинополь, оставил в доме кое-какую старую мебель и еще более старого раба-перса по имени Аппа, худого, седого и беззубого, который жил в каморке у калитки.
Раб со слезами на глазах просил забрать его с собой, но хозяин делал вид, что не замечает перса, а мне сказал:
– Можешь его прогнать или убить.
Я оставил старика. Пусть открывает и закрывает калитку и ворота, пока не надоест жить. Еще он первое время норовил доставать воду из колодца и носить на кухню, но молодые росы быстро его отучили. Они воспитаны уважать стариков и плохо понимали, что такое раб.
Покупка несметного количества мебели, посуды, постельного белья и одеял, штор, занавесок, инвентаря заняло еще неделю и отняло немало денег. В очередной раз убедился, что бабам для жизни нужно очень много всякого ненужного. Мужики тоже не намного лучше в этом плане, потому что им нужны бабы со всеми этими ненужными вещами. Одно порадовало – козы переселены в хлев, перестали гадить на палубу шхуны. Гарика я приучил делать это на ахтеркастле, а козы подобной дрессировке не поддавались.