Херувим

Дашкова Полина Викторовна

«Я обмолвилась Райскому, что в субботу должна быть в клинике и осмотреть Анжелу. Именно в субботу на вахте появился его человек, который открыто наблюдает за палатой через видеокамеру. Неужели полковник допускает возможность, что террорист влезет на пятый этаж по веревочной лестнице, запрыгнет в окно палаты и перережет мне горло? Или просто так положено по инструкции и я напрасно напрягаюсь? Камеру установили вместе с „жучками“, а мальчика своего посадили на вахту только сегодня просто потому, что вчера у них не нашлось свободного человека

или не была готова какая-нибудь дополнительная официальная бумажка».

– Где вы так долго пропадали? – глухо спросила Анжела, небрежно сгребла все, что валялось на койке, и переложила на тумбочку. – Мне тут сказали, вы в командировку уехали, ко мне приходила какая-то дура, всякие глупые вопросы задавала. Я даже Петру Аркадьевичу на нее пожаловалась.

Она не могла открыть рот, но ей удавалось громко и внятно чревовещать, не шевеля губами. Этому она научилась в цирковом училище и, как оказалось, не напрасно.

– Привет, – сказала Юля, усаживаясь рядом с Анжелой на койку. Глаза ее при этом скользнули по верхушке окна, и в углу, за шторой, она увидела то, что искала. Глазок камеры был установлен грамотно. Если не знать, ни за что не заметишь.

– Так вы правда были в командировке?

– Правда. Как ты себя чувствуешь?

– Так себе. Чешется, будто там муравьи ползают. Спать совершенно не могу. Хочется прямо разодрать ногтями.

– Чешется – значит заживает, – Юля присела на край ее кровати, – давай посмотрим, как там у нас дела.

– А можно зеркало?

– Ни в коем случае. Пока рано.

– Почему? Ведь это не страшнее, чем было до операции?

– Не страшнее.

Юля стала осторожно снимать повязку. Заживление у Анжелы шло действительно хорошо.

– Через неделю отправишься домой, дней десять отдохнешь, потом начнем готовиться к следующей операции.

– А можно мне съездить домой сегодня?

– Я же сказала, ты отправишься домой через неделю.

– Но мне нужно сегодня. Завтра я вернусь.

– Пока рано, – покачала головой Юля, – ты не можешь себя обслуживать. Тебе нельзя делать резких движений, нельзя наклоняться. Кто-то постоянно должен быть рядом. Насколько я знаю, ты живешь одна.

– Это не проблема. Есть подруга Милка, она же домработница. Я позвоню, она приедет.

– А родители?

– Мать в Свердловске.

– Так вызови ее.

– Зачем?

– Ты странный человек. В такой ситуации просто необходимо, чтобы рядом был кто-то близкий, и мама лучше всего.

– Ох, видели бы вы мою маму! Танк, а не женщина. Если она сюда припрется, она меня расплющит своими гусеницами. Она, кстати, вообще ничего не знает.

– Ну ладно, это твое дело. Скажи, чем же ты здесь занимаешься целыми днями? Тебе не скучно?

– Мне здесь классно. Я наконец-то телевизор могу смотреть, сколько угодно. Раньше на это времени не было. Генка мне компьютер привез, кучу дисков с играми и фильмами. Я музыку слушаю, через мобильник к Интернету подключаюсь.

Юля

все время ловила себя на том, что невольно косится на глазок видеокамеры и это ужасно напрягает. Наверное, лучше не знать о невидимом оке, так значительно спокойнее.

– Ну ладно. Все у тебя хорошо, – она напряженно улыбнулась, – старайся больше спать. Во сне лучше заживает.

– Ага. Вы уже уходите?

– Да. Мне пора.

– Юлия Николаевна, подождите, – промычала Анжела, – покажите мне, пожалуйста, как здесь окошко открывается. Очень душно.

– Ты могла попросить кого угодно, любую сестру, нянечку.

– Я просила. Они говорят, от сквозняка можно простудиться, это для меня очень опасно, потому что мне категорически нельзя чихать и сморкаться.

– В общем, они правы. Но если не открывать дверь, сквозняка не будет, – Юля шагнула к окну, чуть не наступила на фотографии, раскиданные по полу, наклонилась, подняла несколько штук, хотела бросить на подоконник, но вдруг застыла. На нее в упор смотрели серые безразличные глаза объекта «А».

«Оба-на! Приехали! Теперь этот тип мерещится мне в каждой мужской физиономии, – подумала она почти весело, – высыпаться надо, вот что».

Чтобы развеять галлюцинацию, она вгляделась внимательнее и тут же поняла, что со зрением у нее все в порядке. Это действительно был он, объект «А». Он стоял рядом с Анжелой. Оба смотрели в объектив. Она улыбалась, щедро демонстрируя все тридцать два зуба. Он был мрачен. Оба держали в руках бокалы. На заднем плане виднелся ресторанный столик, за которым сидели какие-то смутные силуэты, и пустая эстрада, украшенная разноцветными огоньками.

– Генка приволок мне кучу фотографий, – кашлянув, произнесла Анжела, – это на всяких тусовках снимали.

– Да-да, – кивнула Юля, – вот смотри, здесь такой рычажок, надо потянуть. – Продолжая держать снимки в руке, она подняла голову и встретила живой заинтересованный взгляд крошечного глазка видеокамеры. Сердце у нее неприятно стукнуло. Вместо того чтобы бросить снимки на подоконник, она быстро подошла к койке, как бы машинально положила их рядом с Анжелой и только потом попыталась открыть окно. Рычажок не поддавался.

– Я вызову слесаря.

– Ага, – кивнула Анжела, – обязательно.

– Ну все? Больше никаких просьб и пожеланий? – с натянутой улыбкой спросила Юля.

– Нет, спасибо, – спокойно ответила Анжела, взяла верхний снимок и с тихим треском разорвала его, отложила одну половину, на которой была она, а вторую, на которой был объект «А», принялась рвать в мелкие клочья.

– Эй, ты что делаешь?

– Подонок. Гадина. Ненавижу, – прохрипела Анжела.

* * *

Бугай Николай оказался вовсе не таким тупым, как думал Стас. Бережно взяв в руки пакет с пистолетом, он сквозь полиэтилен проверил предохранитель, внимательно разглядел оружие и, отодвинув полиэтилен, тщательно и с удовольствием обнюхал ствол.