Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей
Шрифт:
Да, Кнуту казалось, что он слышал это слово, и все же Эмма решила освежить в памяти короля, а также, быть может, хотела показать архиепископу свои знания: никакого отправления таинств. Никакой конфирмации. Никаких похорон. Никаких молебнов. Никаких исповедей и причащений умирающих. Никакого крещения…
Архиепископ не нашел никакого основания поправлять ее, даже если он и знал, что интердикт пока еще применялся достаточно редко и объем его определяется папой. Однако сам он, если бы хотел, мог бы из-за короля наложить на Англию куда более жесткий интердикт. Его утверждение
— Все же заметь, — сказал он, — подобное церковное наказание не имеет ничего общего с твоим покаянием. Это лишь часть твоего искупления, но если ты готов покаяться, наказание может быть относительно недолгим. Хотя и достаточно продолжительным, чтобы соответствовать мере преступления. Нагрешил ты один, а страдать придется всему народу. Ты глава страны, значит, должны страдать и все ее члены. А теперь не сможешь ли ты подсчитать, каковы будут последствия интердикта?
Именно сейчас архиепископ не стал говорить, что можно было бы ограничиться наложением наказания лишь на собственное имущество короля и те места, где он бывал; Кнуту явно следовало попотеть еще какое-то время.
И будто прочтя мысли Кнута, Эмма добавила:
— Это своего рода отлучение, и оно ударит не только по тебе, но и по мне, и всем твоим слугам — как здесь, так и в Дании.
Отлучен от Церкви… Кнут почувствовал, как у него засосало под ложечкой.
— Правильно, — согласился Этельнот. — Последствия зависят и от того, как на преступление посмотрит Церковь. И в этом случае тебе достанется особенно жестко. Ведь Святой Престол решил покончить со святотатством такого рода — раз и навсегда.
Он пододвинул к себе кувшин пива и вновь плеснул себе. Кнут пил всегда очень умеренно, но сейчас и он почувствовал, что хочет добавки.
Эмма решила, что Кнут еще не достаточно напуган, и добавила:
— Самое ужасное в том, что подобная церковная кара учитывает и грехи, совершенные и в прошлом, в случае, если за них не получено справедливое наказание. Синод или папская комиссия, например, сразу же нашла бы повод спросить, а как, собственно, умерли Эадрик Стреона и принц Эдви — и так далее, и так далее…
— Но Боже небесный, — закричал Кнут, расплескав свое пиво, — чего же вы хотите тогда от меня? Что мне делать, чтобы этот ад не обрушился на меня? Допустим, я стану нищим и отдам все, чем владею, Церкви этого хватит или что еще требуется от меня?
— Паломничества, — задумчиво сказал архиепископ, — пожалуй, не избежать… Паломничество в Рим, с повинной самому Его Святейшеству.
— Да, — живо поддержала его Эмма, — с раздачей милостыни по пути. Заодно проверишь свою латынь.
Кнут перевел взгляд с Эммы на Этельнота, а потом опять на жену.
— А что даст это паломничество?
— При известном покаянии на словах и на деле, каковые ты поклянешься принести, ты сможешь помешать сбору Синода, а я мог бы отложить интердикт до твоего возвращения из Рима. Но ты должен, в этом
Кнут единым духом опорожнил новую кружку пива. Да, он отправится в Рим! На всякий случай свою улыбку он скрыл за кружкой. Ему не следовало показывать архиепископу свой уж слишком большой восторг, чтобы не заработать чего-нибудь похлеще.
— Я еду сразу же, как смогу, — решил он.
— А я еду с тобой до Нормандии, — сказала Эмма.
— Да, ты не можешь ехать со мной до Рима, — решил король. — Ты должна находиться дома. Только не делай больше королей в мое отсутствие!
И все же архиепископ заметил довольное выражение лица Кнута. И посчитал необходимым немного пригасить его рвение.
— Помни, сын мой, — пыхтя и поднимаясь, произнес он, — на тебе будет лежать условное проклятие до тех пор, пока ты не получишь отпущение от папы. Ты ведь знаешь, что подразумевается под ключами от Врат Небесных? Твою исповедь священник может выслушать по твоему желанию, но отпущения грехов ты не получишь прежде, чем прибудешь в Рим.
Кнут смотрел исподлобья. Подумать только, этот старик такой злой, и все же я сам сделал его архиепископом! Но мысль эту высказать вслух не решился, ведь пришлось бы еще и в этом каяться.
— Уф! — содрогнулась Эмма, — а если вдруг король умрет во время паломничества в Рим!
Теперь и у Кнута отвис подбородок. Он не был уверен, шутит Эмма или нет. Нет, пожалуй, она вполне серьезна. Если священники правы, он прямой дорогой угодит в ад за все свои грехи.
Архиепископ распрощался и повернулся к двери.
— Во время своего пути ты должен подумать еще и о законах. Ты сам издаешь хорошие законы и возрождаешь к жизни лучшие законы Эдгара и Этельреда. И это хорошо. Но лучше всего будет тогда, когда ты поймешь, что ты сам тоже должен подчиниться закону и не можешь вертеть им по собственному усмотрению. И только тогда, только когда ты сам доверишься законам и подчинишься им и как судья, и как ответчик, ты сможешь стать хорошим королем своего народа.
Что бы ни говорили о Кнуте, но дураком он, точно, не был.
Он долго сидел и раздумывал над тем, что сказали Эмма и архиепископ, и пришел к выводу, что они правы. От него требовали чистосердечного поступка, дабы утишить ветер, разносящий дурные слухи о случившемся с Ульфом по всему христианскому миру! Да, каких святых и библейских персонажей приводили бы в пример на проповеди, не обратись грешники и не покайся: святой Петр отрекался и клял своего Господина и Спасителя; Христос дал ему возможность раскаяться, и после этого тот оказался как бы в двойной чести. Святой Фома сомневался в воскресении Христа; и это тоже, в конце концов, стало особым знамением, когда Фома уверовал. Святой Павел преследовал христиан мечом и каменьями; именно этим он почти похвалялся после своего обращения. Да, он просто-напросто утверждал, что был «первым из грешников» — и есть чему поучиться, верно?