Хевен
Шрифт:
– И Тоби поклялся Люку, что тот больше не пойдет в эти шахты, хотя у него было бы побольше денег, если бы мальчик хоть иногда работал…
– Я тоже не хочу, чтобы он шел в шахту, – уныло заметила Сара. – Нехорошо заставлять человека заниматься тем, к чему у него душа не лежит. Даже если полиция сцапает его рано или поздно, он умрет из-за одного того, что дал им поймать себя. Так пусть уж лучше умрет, чем будет сидеть в клетке, как его братцы…
Этот разговор заставил меня взглянуть на шахтеров по-иному, чем я смотрела на них раньше.
Многие из них жили
– Ты слышишь их, Том? – спросила я его в одну из ночей, когда Сара с плачем легла в постель, потому что отец не показывался дома уже пять дней. – Стук, стук, стук… Разве не слышишь?
Том сел в постели и прислушался.
– Ничего я не слышу.
А я различала слабые и далекие удары: стук, стук, стук. И еще более слабое: по-мо-ги-те, по-мо-ги-те! Я вышла на террасу – и звуки сделались громче. Я поежилась, потом позвала Тома. Вместе мы пошли на звуки и в лунном свете увидели отца. Без рубашки, весь в поту, он рубил топором дерево: скоро зима, и надо было заготовить дрова.
Впервые в жизни я смотрела на него с удивлением и жалостью. По-мо-ги-те – отдавалось у меня в голове. Может, это он выкрикивал? Что же это за человек такой, который идет ночью рубить лес, даже не заглянув домой и не поприветствовав жену и детей?
– Пап, – окликнул его Том, – я могу тебе помочь.
Отец, не переставая работать топором, из-под которого только щепки летели, крикнул в ответ:
– Иди ложись спать. И скажи маме, я получил новую работу, там приходится быть весь день, и единственное свободное время – это ночь. Вот я и рублю вам деревья по ночам, потом распилю и наколю их. – И ни слова о том, что он и меня видит рядом с Томом.
– А что у тебя за работа сейчас, пап?
– На железной дороге, парень. Учусь водить большие такие паровозы. Бросаю уголь… Приходи завтра в семь в депо, увидишь, как я выезжаю…
– Мама тоже с удовольствием посмотрела бы на тебя, пап.
Топор, как мне показалось, на мгновение завис в отцовских руках.
– И она увидит… Когда надо, тогда и увидит.
И больше ничего не сказал. Я повернулась и бросилась бежать домой.
Упав на постель, я залилась слезами. Они лились на мою подушку, набитую куриными перьями, и я не знала точно, почему так расплакалась – то ли внезапно стало очень жалко отца, то ли еще больше – Сару.
Глава 4
Сара
Пришло и ушло еще одно Рождество, не оставив о себе памяти настоящими семейными подарками. Нам всегда дарили только предметы первой необходимости – например, зубные щетки, мыло. Если бы не Логан, который преподнес мне золотой браслет с маленьким сапфиром, то и это Рождество прошло бы буднично. Мне же нечего было подарить Логану, кроме шапочки, которую я связала сама.
– Вот
Я удивилась, что он вообще стал носить эту шапочку. Она была великовата, и Логан не заметил, что я пропустила пару петель и что шерсть, использующаяся не в первый раз, была не очень «чистых кровей». Не успело пройти Рождество, как я принялась за шарф, закончив его к середине февраля ко дню Святого Валентина.
– В марте будет поздновато носить такой шарф, – сказала я с улыбкой, когда Логан накинул шарф на шею.
Шапочку он продолжал носить в школу каждый день. Логан мог мне понравиться уже одной только привязанностью к этой ужасной шапочке.
В феврале мне исполнилось четырнадцать лет. Логан сделал мне новый подарок – очень милый беленький свитер, от которого в темных глазах Фанни появился завистливый блеск. На другой день после дня рождения Логан, встретив меня после школы около нашей тропинки, проводил до поляны у речки, недалеко от дома. И так продолжалось до самой весны. Кейт и Наша Джейн привыкли к нему и полюбили, а Фанни усиленно расточала свои чары, но Логан упорно игнорировал ее. Ах, влюбиться в четырнадцать лет – какое это счастье! От переполнявшей радости я могла одновременно смеяться и плакать.
Прекрасные весенние дни, когда сам воздух напоен ароматом любви, летели быстро. Мне хотелось проводить время романтично, но бабушка и Сара имели свои виды: пришла пора сажать овощи, да и прежние обязанности никто с меня не снимал (Фанни все это, как обычно, не касалось). Если бы не большой огород за домом, нам не удалось бы перебиваться с едой. В огороде росли белокачанная и листовая капуста, картошка, огурцы, морковь, репа и, наконец, самое вкусное – помидоры.
По воскресеньям мне не терпелось скорее увидеть Логана в церкви. Он садился через проход, ловя каждый мой взгляд, и глаза его так много хотели мне сказать, а я никак не могла выбросить из головы мысли о нашей беспросветной бедности. Логан делился с нами многими вещами, продававшимися в аптеке его отца. Для других они считались обыденными, нам же доставляли море радости: шампуни в пузырьках, одеколоны и духи, бритвенный прибор и лезвия для Тома, на верхней губе которого появилась растительность покрепче прежнего рыжеватого пушка.
Однажды мы наметили на воскресенье пойти после церкви на рыбалку. Надо заметить, что Логан не говорил родителям, с кем он водит компанию. И как-то раз, гуляя с Логаном по Уиннерроу, мы случайно наткнулись на них, и по их каменным физиономиям я поняла: родители не хотели, чтобы я или вообще кто-либо из Кастилов занимали хоть какое-то место в жизни их сына. Но их желание, похоже, не имело значения для Логана – в такой же почти мере, как и для меня. Я не прочь была понравиться им, но пока что Логан не представлял меня родителям, хотя и намеревался сделать это.