Хей, Осман!
Шрифт:
Город, сразу показавшийся Эртугрулу очень большим, закружился улицами и базарами. Хороших коней продавали... Из тёмной манящей глубины лавок поблескивало оружие, ковры смеялись узорами. Деньги, пожалованные султаном, Эртугрул сохранил. Он плохо представлял себе, что такое деньги и на что они годны. Торговля и торговцы скорее отвращали его и даже и пугали. Какая-то часть султанских монет пошла на гердан - ожерелье для первой жены. Такие же герданы, только монет в них было нанизано поменьше, он подарил двум своим младшим жёнам. Монеты помельче были пришиты на шапочки трёх сыновей и двух дочерей. Конечно, он
Домов было столько в городе - сосчитать их не было возможности! Попадались и дворцы, окружённые стенами. Эртугрул всё же решился спросить дорогу.
– Эй, почтенный человек!
– позвал он какого-то длинноволосого в шапке и длиннополом одеянии. Тот охотно подошёл, посмотрел на всадников и улыбнулся доброжелательно и участливо.
– Укажи мне дворец хана Айдина, прошу тебя. Султан, да будет мир над ним, передал мне вот этот шёлковый свёрток и указание остановиться в жилище хана Айдина.
Прохожий протянул руку:
– Покажи свой шёлк.
Эртугрул доверчиво подал ему свёрток. Прохожий спокойно развернул свёрток.
– Стой, не тронь!
– успел крикнуть кочевник. Но прохожий снова улыбнулся и сказал приветливо:
– Не тревожься! Видишь, внутри твоего жалованного шелка - грамота на пергаменте. Здесь написано, что тебе дозволяется въезд в наш город как султанскому полководцу. «Эртугрул» - ведь так тебя зовут?
– Да, почтенный человек, я Эртугрул, а это мои люди из моего рода.
– Я вижу, тебе ничего не растолковали эти стражники у ворот! Никакого хана Айдина в Конье нет. «Ханом» мы зовём особый гостевой дом, где остаются на ночлег приезжие. Айдин, сын Баттута, содержит большой хан. Я провожу тебя туда.
Всадники поехали медленно, приноравливаясь к мерным спокойным шагам пешехода. Но далеко ехать не пришлось. Скоро увидели большой дом с дворами и галереями. Прохожий любезно взял на себя устройство Эртугрула и людей Эртугрула; показывал грамоту султана; то разворачивал, то снова сворачивал шёлк... Но всё было устроено. И вот уже сидели на подушках ковровых друг против друга в хорошей комнате Эртугрул и его внезапный покровитель.
– Почтенный человек, ты помог мне, а я не знаю твоего имени, - начал говорить кочевник.
– Моё имя - Мухаммад Джелаледдин [107] , я - улем, толкователь Корана, нашей священной книги. Ведь и ты правоверный, я догадался.
– А ты не имам, почтенный Джелаледдин?
Собеседник улыбнулся едва-едва, чуть шевельнулись губы. Он явно было моложе Эртугрула, но, конечно же, не мог быть таким наивным, как вождь кочевников.
– Нет, я не имам.
107
...Джелаледдин... — См. примечание 16.
– Это жаль! У нас нет имама, мы сами молимся, как можем.
– У вас, видно, души чистые; ваша молитва дойдёт до Аллаха и без посредничества имамов...
– Ты так думаешь?
– Да.
– Я увидел в Конье много мечетей, все высокие и
– С охотой и удовольствием исполню твою просьбу!
Эртугрул вдруг быстро приложил ко лбу ладонь, растопырив пальцы; быстро опустил руку и спросил, совсем доверяясь своему новому покровителю:
– А если придёт приглашение из дворца, от султана, да будет мир над ним?
– Хорошо, если оно придёт завтра или через два дня, - серьёзно отвечал Джелаледдин.
– Султан занят многими делами, а твой приезд, как я понял, внезапен...
– Султан назвал меня своим сыном, пожаловал мне стяг, барабан боевой и бунчук! Я помог ему в битве...
– Он примет тебя, верь; но и в своей вере надо проявить терпение. Терпение - вот самая важная добродетель...
Эртугрул сосредоточенно наслаждался речью собеседника. Когда-то отец говорил много непонятного, толкуя о законах правой веры; с той поры Эртугрул искренне полагал, что учёные, красные речи и должны быть во многом неясны...
– Я поведу тебя в хорошую старую мечеть...
Они пошли. Вскоре Джелаледдин сказал своему спутнику:
– Ты простая душа, чистая. Ты не любопытствуешь, идёшь к цели пути и думаешь лишь о цели пути.
– А разве иначе возможно?
– Есть на свете люди, которым любопытно, что происходит вокруг них.
– Я мало грешу подобным свойством...
У входа в мечеть Синджари они разулись. Эртугрул оробел. Правоверные слушали проповедника, говорившего с мимбара [108] . Персидских и арабских слов было так много в его проповеди, что Эртугрул не понимал почти ничего. Джелаледдин искоса глянул на него и раздумал пытаться растолковать проповедь. Кочевник явно наслаждался этими звуками непонятных речей...
108
...с мимбара...
– Это возвышение в мечети; в сущности, кафедра проповедника.
«Простая чистая душа, угодная Аллаху!» - подумал Джелаледдин.
Эртугрул молился истово, припадая лбом к циновке. На улице Джелаледдин пригласил его в гости:
– Мой дом здесь поблизости...
Всю дорогу до дома Джелаледдина молчали; один только раз Эртугрул произнёс с горячностью, всё ещё впечатлённый молитвой в мечети:
– Сладкие слова Аллаха, сладкие слова!.. Нет, я буду просить султана, буду просить!..
– О чём же?
– осторожно полюбопытствовал Джелаледдин.
– Буду просить, чтобы он прислал на наше становище имамов!..
Тут подошли к воротам дома. Был хороший дом. В комнате для гостей подано было хорошее угощение. Эртугрул просил гостеприимного хозяина говорить о божественном и слушал с восторгом красные глаголания. Знаменитый в дальнейших столетиях Руми (а это - вы догадались, разумеется!
– был не кто иной, как он!) говорил ему о своём учении, но увидел, что этот простодушный человек едва ли поймёт его. Тогда стал говорить ему свои стихи. Эртугрул имел хорошую память, запомнил поэтические слова и даже годы спустя повторял их своим сыновьям и говорил при этом повторении: