Химера
Шрифт:
— …люблю тебя, — откликнулось появившееся на краткое мгновение эхо, — люблю… — Исчезло.
Он внимательно наблюдал за происходящим. Стены домов кривились трещинами — Город улыбался. Как мог, как умел. Сейчас всё прекратится, возвратившись к прежнему, привычному ритму. Вернется на круги своя. Сначала оригинал, затем — копия, взывало пыльное древнее знание. Нельзя допустить даже саму возможность их появления. Ее тоже придется уничтожить. Хорошо, равнодушно соглашался Город. Любить — обязанность детей, не родителей. Одной меньше,
— Я пришел… — Андрей перешагнул бортик, ступив в круг фонтана.
«Уходи! — хотела крикнуть Инга. — Он убьет тебя!!!» И не смогла. «Беги, милый! Зачем ты здесь? — силилась произнести она. — Отражение солгало, то есть сказало правду, но…»
Город вошел в свое проявленье, потянулся к человеку через нее, Ингу, стремясь выпить плещущуюся в теле энергию-жизнь, осушить, точно кубок с вином. И наткнулся на непреодолимую, немыслимую стену! Секундой позже проявленье вылетело из круга, вышвырнутое неведомой силой. А вместе с ним и Город.
Стена расширилась, смыкаясь над фонтаном.
— Я спасу тебя, любимая. Я… — Андрей полоснул ножом по горлу, рассекая яремную вену. Брызнула кровь. Она густыми мощными толчками вытекала из раны, кропя изваяние русалки страшным дождем. Пачкая куртку. Андрей обнял отлитую из металла Ингу, прижался к ней, вздрагивая. Девушка молчала, он совсем ее не чувствовал, ощущение крыльев тоже не приходило. Было холодно, жизнь покидала слабеющее тело. Какое-то время он еще хрипел и дергался, пытаясь зажать разрез рукой. А после обмяк.
Всё закончилось.
Не так, как предполагал Андрей, Инга или Город.
Иначе.
Совершенно по-другому.
Очень долго ничего не происходило.
Ш-ш-ш — ветер шелестел бумагой — рекламками и афишами, расклеенными на специальных стендах. Ветер тосковал, оплакивая отлетевшую в горние выси душу. Играл похоронный марш на водосточных трубах — гнетущие, тягостные, пробирающие до мурашек завывания.
Город, устав штурмовать неподдающуюся стену, бил в набат, стягивая окрест всех, кто под руку попадался: слепки, проявления, подобия, фантомы.
Город чуть ли не бился в истерике: под стеной, подозрительно смахивающей на кокон, отгородившись от мира, шли непонятные, а потому — страшные превращения.
Появления какой бабочки следовало ожидать? Какого чудовища?!
Ветер присел на корточки: он не боялся, наоборот — ждал с интересом.
И вот — заляпанные кровью губы статуи скривились в язвительной усмешке. Черты лица потекли, изменяясь, сквозь них проступил знакомый облик. Оживший Андрей смотрел на Андрея мертвого.
— Дурачок, — почти ласково сказал двойник, придерживая сползающее тело. —
Актер, вжившись в образ, с трудом выходит из роли — отражение продолжало играть. Для кого? И роль-то уже не та, и пьеса окончилась. Финальные аккорды, занавес. Бурные аплодисменты, если повезет. Но Город давно перестал быть благодарным зрителем: он понял.
Рядом, в отчаянии заламывая руки и беззвучно плача, колыхался бледный размытый призрак девушки. Тек туманными струйками, пряжей, разматывающейся с клубка. Истончался. А в глазах плавилось странное выражение — боль вперемешку с жадностью. Запретная кровь манила умирающее проявленье.
Чуть поодаль, плотной стеной окружая фонтан, толпились смутные, неясные тени, тянули когтистые лапы, будучи науськаны Городом. Но не так уверенно, как раньше. Их тоже привлекала кровь. Толпа разрасталась, предчувствуя скорую поживу.
Отражение встало: плавно перетекло вверх из сидячего положения.
— Хотите? — Воздело над головой труп.
— Да… да… да… — алчно шептали тени, забыв обо всём на свете.
— Нет… — через силу пискнула Инга.
— Каждый день? — Лже-Андрей торжествующе ухмыльнулся.
— Да-а-а!!!
— Тогда… выберите меня управителем.
Толпа смущенно примолкла — собираясь с мыслями, готовясь дать ответ. Взбурлила кое-где ропотом недовольства: управителем? тебя?! Из грязи — в князи?!! Двое владык получается? — Город и ты. Однако самые смелые, нетерпеливые и жадные уже кричали:
— Да! да! Мы согласны!! Отдай нам его!!!
Отражение презрительно щурилось: глупцы, ничтожества, стадо хищных баранов, почуявших кровь. Вам ли понять меня?
Город молчаливо, угрюмо взирал на творящееся действо черными провалами окон.
Чувствовал свое бессилие, поражение, свой проигрыш в так и не начавшейся войне. Машина просчиталась, дала сбой, ее обманули.
— Нет, — сказала первая химера, прижимая к себе мертвое тело, сливаясь с ним, растворяясь сахарным песком в горячем чае. Две обнявшиеся фигуры походили на чудовищных близнецов. На Инь и Янь, перетекающие друг в друга. Судороги, спазмы пробегали по обоим — оригиналу и двойнику. Корежили, сминали туловища, нарушали симметрию. Смазывали очертания.
Призрачная толпа заворожено следила за явившимся… чудом?
— Это мое, — прохрипела химера, дергаясь, как бабочка, насаженная на булавку конопатым мальчишкой, пытливым и любознательным, но с достаточно смутными представлениями об энтомологии. — Вам достанутся другие… подарки.
Тела совместились.
— Хозяин, принесший жертву слуге, достоин лучшей участи. — Даже голос химеры изменился, стал иным. — Мы равны теперь. Кто из нас Феникс, восставший из пепла. Я? Он? Любой ответ — неправильный.