Химеры в саду наслаждений

Арбенина Ирина

— Ну, когда фокус с похищением происходит на людной улице, рядом, например, начинает скандалить пьяный. Все взгляды прохожих устремлены, разумеется, на него.

— Поняла! Похоже, Геннадию Дудкину повезло, что они побоялись его тронуть?

— Что касается Дудкина, то ему повезло уже дважды. В прошлый раз его спасла популярность. Кто-то из поклонников передачи, которую тот ведет, узнал его, когда Дудкин разговаривал с парнями из серого «Мерседеса», и остановился. И похищение сорвалось — из-за ненужного киллерам свидетеля. Дудкину назначили повторную встречу.

Возможно, также было и с Топорковой. Возможно, тогда тоже подъехала бы машина ГАИ, как и в случае с Дашей, если бы Топоркова все сделала по закону — была бы жива. Но она не захотела волокиты и вмешательства ГАИ, предпочла отдать деньги вымогателям — чтобы все побыстрей, торопилась в Цюрих. Вот и повезла! А киллерам только того и надо было.

— Понятно.

— Если похищение экспромтом срывалось, Каретников и Кo назначали повторную встречу. Чтобы не вызывать подозрений — непременно в людном месте. А там уже были наготове «Окна и двери». Радушно распахнутые…

— А в случае с Дашей их спугнули неожиданно появившиеся гаишники.

— Теперь посмотрите на человека за рулем грузовичка, Стэплтон!

— Вижу. Громила! Каретников?

— Верно.

— И он говорит по телефону!

— Вот он вышел из кабины. Подошел к тем двоим, что грузят коробки.

— Вся тройка в сборе! Только теперь не серый «Мерседес», а грузовик.

— Каретников что-то говорит… Чтением по губам занимаетесь, Стэплтон?

— Попробую.

— Сейчас сделаем максимальное увеличение. И что же он, по-вашему, говорит?

— «Надо сматываться». И еще…

— Что еще?

— Говорит, что им нельзя больше видеть хозяина!

— Итак, подведем итоги, Стэплтон. Дудкина уговорили отправиться на встречу. С большим трудом. Страх, что покровитель из милиции в случае отказа оставит его без защиты, оказался сильнее.

— И он согласился стать приманкой?

— Да. Люди Захарова все время следили за Дудкиным. Но встреча сорвалась. В последний момент что-то спугнуло преступников. Скорее всего, они поняли, что Дудкин нарушил их условие и взял с собой прикрытие.

— Но мы заметили грузовик!

— Да. Съемка позволила идентифицировать тройку.

— Это — главный плюс?

— Да. Главный же минус для Захарова: о Сковородине по-прежнему ничего не известно.

— Однако «Захаровны» прочно сели тройке на хвост. Надеются выйти на заказчика?

— Вот уж не думаю, что мы этого дождемся.

— Вы думаете, эти трое не знают, кто он?

— Даже если контакты с ним и были, сейчас они, безусловно, прекращены. Хозяин сказал «нельзя». Почувствовал, что вокруг ребят стало жарко. Каретников сообщил ему, что у Дудкина «сопровождение». И конечно, никакой прямой связи с «мозговым центром» на данный момент у тройки больше нет. Заказчик испугался…

— Но, может, связь появится, когда спадет напряжение?

Дамиан пожал плечами:

— Если хозяин ушел на дно, нам придется ждать долго.

— А что делать?

— Во всяком случае, промежуточная цель достигнута. Идентификация троицы состоялась! Мы знаем, что Каретников,

Липовец и Шмутько — исполнители преступлений.

— Да, теперь мы знаем даже имена. Мы только не знаем, босс, зачем они все это делают? И кто же заказчик?

*

Свое детище — зимний сад — садовник Вольф Бреннер создавал с оглядкой на стиль модерн и начало прошлого века. Его вдохновляла филигранная красота выполненного из стекла и металла купола одной из лучших оранжерей Европы.

И теперь Вольф был доволен плодами своего труда. Созданный Вольфом купол зимнего сада был его гордостью. Когда шел дождь, самому Вольфу казалось, что он плывет в мягком дождевом потоке, в голубовато-серебристом течении, напоминавшем о полотнах Гейнсборо.

Художник Гейнсборо писал длинными кистями, привязанными к палкам. Можно сказать — «стегал» холст, стоя на некотором расстоянии от него, жидкими прохладными красками. Расплескивал прозрачно-голубые тона. Ударял, хлестал…

Таков был и русский дождливый день, когда Вольф смотрел на него из зимнего сада, — весь в красках жемчужно-пепельных и голубых, словно стекавших с кисти художника Гейнсборо.

А осень… Бреннер недаром вспоминал знаменитого итальянского архитектора, навсегда оставшегося в России — после того, как в этой стране ему впервые довелось увидеть осень. Ее роскошное, русское золото…

Контрасты надвинувшейся зимы тоже, считал Бреннер, очень хороши. Снаружи снег, внутри цветенье…

И чудо этих беломраморных лепестков. «Фантазия, неосуществимая мечта». Так переводилось на русский язык латинское название цветка, от которого Вольф просто не мог оторвать взгляда. Как магически он притягивал! Сужаясь, лепестки становились похожими на темные паучьи лапки, переходили в тончайшие окончания. И эти тончайшие паутинные волоски, казалось, принадлежали уже не растению, а какому-то более… ну, не то чтобы развитому, но явно более деятельному, чем просто цветок, организму.

Скажем, имеющему волю или… или даже аппетит. А если допустить, что растения чувствуют, слышат, реагируют на звуки, осязают, то цветок вел себя более разумно, чем просто растение.

Когда Вольф подходил к нему совсем близко, на расстояние вытянутой руки, его лепестки словно вздрагивали и тоже тянулись навстречу.

*

— Кстати, Стэплтон… А почему вы помалкиваете скромно о вашей «мексиканской версии»?

— О какой такой версии вы говорите, босс?

— Ну, с приемными детьми…

— Да ну ее! — еще более скромно потупилась Снежинская. — Понимаете, я говорила со штатным психологом Сковородина…

— И?

— Знаете, Дамиан, вы оказались правы — дохлый номер.

— Вот как?

— Никаких интриг с приемными детьми Сковородина быть не могло просто в принципе.

— Правда?

— Все дети Сковородина знают, что они приемные. Борис Палыч Сковородин был в курсе последних достижений психологии и никогда не устраивал из усыновления тайну.

— Надо же, какой продвинутый…