Химеры
Шрифт:
— А что ж им нужно тогда?
— Бог их знает, — Лагарте пожал плечами под блестевшей от влаги курткой. — Непредсказуемые. Говорят что-то про удачу, про судьбу… не для человечьих мозгов это.
— Им важно, по большому счету, только одно, — сказал Рамиро. — Личная сила.
— Это как? — оба товарища повернулись к нему.
— У них иерархия не по древности рода, не по богатству, даже не по уму. А по личной силе. Сила эта не физическая, ясное дело, хотя, по-моему, физическая напрямую от нее зависит.
— Сила воли? — глаза у Лагарте стали круглые и блестящие.
— Сила духа. Энергетический потенциал.
— Откуда вы, господин Илен, столько знаете! — подивился Лагарте.
— Знаком с одним дролери, это он рассказывал, что чувствует эпичные моменты, как мы чувствуем перепады атмосферного давления. У них вообще чутье отличное. А удача как… живица на сосновом стволе вырабатывается… или камедь на вишневом. Они могут ее собирать и передавать другому. Чем мощнее личность, тем больше удачи. Удачу можно распределить равномерно, а можно направить всю в одно дело. Или другу одолжить. Или поставить на кон в игре.
— И человеку могут удачу свою передать?
— Могут. Только мы не умеем ею управлять, и можем профукать бездарно. Кстати, дролери запрещено играть в игорных домах. Была история еще во время войны — один удачливый дролери сорвал банк в Агане, и на все деньги его бригада перекупила колонну грузовиков с дизельным топливом. Которая на макабринскую базу направлялась.
— Ха! — восхитился Черепок, а мальчишка Лагарте запросил: — Расскажите!
— Я вам лучше другую историю расскажу. Вы только за небом поглядывайте. Всем известно, что дролери — колдуны, — начал Рамиро, постепенно входя во вкус. — Глаза могут отвести, голову заморочить… Проще сказать, чего они не могут. Прислали к нам в партизанский отряд дролери, а тогда они в новинку были, дивились мы на красотищу такую. Да и отряд был — слово одно, спешно сформировали из остатков студенческого театра, с которым мы по макабринским землям мотались. "Вагон" он назывался. Всего и было у нас, что грузовичок с прицепом, полтора десятка студентов театрального училища… честно говоря, студенток, а не студентов, а из парней — Юналь с режиссерского, я — художник по декорациям и по совместительству рабочий сцены, еще пара ребят и нанятый водитель. Когда война началась, мы к партизанам подались, все равно за репертуар перевешали бы всех — "Плаванье Лавена" и "Смерть за корону" ставили. В целях пропаганды… мда.
Черепок вынул из-за пазухи фляжку, открутил колпачок, глотнул, протянул Рамиро. Арварановка на красном перце и чесноке, ух, забористая! В груди потеплело, и Рамиро продолжил:
— Скоро нам удалось соединиться с большим отрядом капитана Хасинто Кадены. Долго по лесам прятались, потом дролери этот к нам пришел. А потом уж совсем опасно стало, не до шуток — потребовалось девиц вывезти. Только беда — бензина в машине пару литров всего было. Дролери мне и говорит — ничего, поехали, нам только до какого-нибудь макабринского поста добраться. Запихали девушек в фургон, сел я за руль, и дролери этот со мной в кабину сел. У первого поста тормознули нас, он меня
Рамиро улыбнулся и еще раз глотнул из черепковой фляги.
— Пока я трепался, День… дролери тот, воткнул в стену их склада нож и из наглухо закрытой цистерны по рукояти ножа добрых полторы сотни литров нам в бак слил. Раньше они на пастбищах у коров молоко воровали, а теперь нате-ка, бензин по ножу сдаивают. А грузовик то от склада далеко-о стоял.
— И вы доехали куда надо и девушек спасли? — жадно спросил Лагарте. — А какое еще колдовство этот дролери делал?
— Он, кстати, не считал себя магом. Вран, говорит — волшебник, а я — нет. Это для них не магия, а так, фокусы.
— Ничего себе фокусы!
День глядел на рамировы картинки и называл их магией.
— Никак не могу понять, — говорил, — Ты рисуешь или то, что есть на самом деле, или то, что вполне может быть. Ничего сверхъестественного. Но я чувствую, что со мной тут говорят совсем не о том, что изображено, вернее, не только о том… о неизмеримо большем со мной говорят. Как это получается? Я не понимаю.
— Откуда я знаю? — бурчал Рамиро, чрезвычайно смущенный, польщенный и потрясенный деневой чуткостью. — Спроси искусствоведов. Они умные, они тебе расскажут.
Лучшего зрителя у Рамиро никогда не было. Лучшего друга тоже. А вот Рамиро — друг плохой, небрежный, необязательный. Неблагодарный. Написал не письмо, а отписку какую-то, и Ларе, и Кресте тоже. Пожалел несколько теплых слов. Стыдно вам, господин Илен!
Бах! Бах! — загремело с полубака, и Лагарте вскинул свою винтовку. Рамиро оглядел сырую темень, щурясь на блуждающие в тумане лучи прожекторов.
Ладно. Полночь так Полночь.
Впереди у нас вроде крепость Навла-на-Реге, попробую позвонить оттуда.
Бывшая база Вьенто-Мареро была безлюдна. Пустые взлетные полосы, полукруглые ангары. Пустое небо. Тишина. Нет машин. Рядом со асфальтовыми полосами аэродрома зиял огромный котлован.
Кав поправил маску, которую ему выдал серьезный темноглазый дролери в форме "Плазмы", двинулся вперед, шелестя серебристой пленкой — его обернули, как бинтами — руки, ноги, корпус. Черный свет, опасно для людей. Дролери сопровождал его и поглядывал недовольно. Но Кав молча и упрямо шагал вперед. В полной, потусторонней тишине, заревел двигатель. Кто-то гнал от ангаров здоровенный синий с оранжевым бульдозер.
— Не стоило сюда приезжать, — сказал дролери.
— Тебя не спросил.
Пучки желтой выгоревшей травы по краю взлетной полосы отбрасывали резкие тени. Красно-белый колдун-анемометр вяло болтался на конце мачты, время от времени вскидываясь. У края котлована навалена рыжая с серым груда земли — исчерканных ковшом здоровенных глиняных комьев.
Кавен заглянул в широченный котлован — все они были там. Смятые штурмовые "вайверны", новехонькие "вурмы" — экипаж из трех человек, внушительная огневая мощь. Пара "стрекоз", винты искорежены, двери распахнуты и сорваны.