Хирургическое вмешательство
Шрифт:
«Спрашивать надо было, - грыз себя Ксе. – Интересоваться. Читать…»
Тем временем Арья задал очередной вопрос.
Жень ответил.
…В первый миг это даже показалось забавным – как вылезли на лоб дедовы глаза, а пальцы заскребли по груди почти театральным жестом. Секундой позже, когда вдох старика превратился в хрип, Ксе обалдел от страха.
У Деда сдало сердце.
Десятью минутами позже Арья уже просил прощения у насмерть перепуганного Женя – виновато и горько, все еще трудно дыша и мимо рук суя Ксе пустой стакан. Ученик переводил дух и искренне, горячо благодарил Матьземлю – за то, что извечная, за то, что дура, за то, что неподвластна людям.
Жень косился на Ксе с кривой улыбкой: в голубых глазах стояла зыбкая муть.
«Мы этого не оставим», - сказал, наконец, учитель, и Ксе кивнул. Он чувствовал себя орудием справедливости: было страшно, но хорошо. Хорошо не в последнюю очередь потому, что за плечом точно во плоти стояли Неботец и Матьземля, а с ними все казалось далеко не таким страшным, как могло бы. «Мы этого так не оставим, - повторил Арья сипло. – Не потому, что просьба богини. Хотя главным образом п-поэтому… Но еще, - старик закрыл глаза, откинул голову на спинку кресла, - еще… потому что… П-потому что так просто нельзя».
Кусая губы, с истовой детской верой на него смотрел бог войны.
– Значит, так, - резюмировал Дед, доев бутерброды. – Насколько я знаю, шансов уйти на в-волю с концами у Женьки д-действительно нет. Хотя… чем шут не чертит, я никогда с антропогенным сектором т-тонкого мира не работал, не мое это к-как-то было всегда. Может, жрецы знают. Но надеяться, что объяснят и научат… - Арья махнул рукой.
– А что мы можем сделать? – Ксе лег подбородком на скрещенные ладони. – И что может сделать Жень?
Арья молча поднял указательный палец.
– Одно, - сказал он. – Убегать. А мы – п-помогать ему в этом.
– И долго?
– Пока из Женя не вырастет п-полноценный бог.
– А потом?
– А потом он п-пойдет работать по специальности.
– Что, - не уместилось в голове у Ксе, - прямо так? После… всего?
– А как иначе? – Арья ссутулился. – У людей – карма, у богов – тоже… Матьземле, строго говоря, все равно. Но Россия – страна б-большая и немирная, линия б-божеств войны у нас в пантеоне старая и мощная, богиня притерпелась к ней и воспринимает как свою часть. Она чувствует, что из нее могут выдрать клок. Это… п-помнишь историю с поворотом сибирских рек? Она тогда взвилась так, что описать невозможно. Сейчас п-приблизительно то же самое. Но когда Жень повзрослеет и сможет пережить то, что с ним будут делать, ей станет д-действительно все равно. Останемся только мы, Ксе, а зачем нам это?
К трем часам ночи Арья отправил его спать: Лья приезжал в шесть. Ученик долго лежал с открытыми глазами и ловил едва слышный голос: Дед говорил по телефону. Потом Ксе опустил веки и стал ловить другие летучие сполохи, дуновения, тени – странную жизнь сознания Матьземли.
И как только шаман снова смог почувствовать богиню, сердце его заныло и замерло.
Она была далеко. Неизмеримо далеко, неслышимая, почти исчезнувшая из виду, точно как в тот единственный раз, когда он летел самолетом в Анапу и зарекся летать впредь. Ужасающая оторванность от жизни, отсутствие воздуха, абсолютный нуль; чувства беспомощного комка плоти, погибающего под смертоносным космическим излучением… Конечно, ничего плохого с Ксе тогда не случилось, он просто по-идиотски поступил, вызвав Землю с высоты в десять тысяч километров. Дед Арья
А сейчас ученик Деда лежал в постели на четвертом этаже старого дома, который богиня считала своей частью; но от него, от шамана Ксе, она была так же далека, как от трансатлантического лайнера над океаном, как от спутника связи, как от – язви ее – международной космической станции.
Ксе сжал кулаки. «В стихию! – приказал он себе, восстанавливая в памяти интонации Деда. – Ксе, в стихию!»
Погружение оказалось мучительным – точно в самый первый, полузабытый раз.
…Земля покоилась: дремлющая, утемненная осенью. В ней засыпали деревья и насекомые, схватывалась льдом почва, замедлялось течение жизненных соков. Ксе долго переводил дух, успокаиваясь вместе с ней. Только окончательно отогнав панику и заполнившись равнодушием, он позволил прийти вопросам.
Все же он был умелым шаманом.
«Что со мной?» - подумал Ксе.
И ощутил вихрь.
Довольно нелепо было называть его «остаточным»; когда-то шаман ошибся, но ошибки не повторил. Вихрь ничуть не беспокоил Матьземлю, являясь ее нормальной частью, изначально чужой, а теперь столь же привычной, как мегаполисы обеих столиц или шахты угольных бассейнов. Сам вихрь тоже успокоился, уравновесился, возрос… и Ксе затягивало в него.
Не было ни угрозы, ни страха: вихрь не грозил поглотить, лишь увлекал с собой и кружил, заставляя чувствовать себя небесным телом, кометой, метеоритом, захваченным притяжением близкой звезды.
Шаман улыбнулся.
«Интересно, наверное, работать с антропогенным сектором, - подумал он, твердо намеренный заснуть в ближайшую минуту. – А может, это мне кажется с непривычки…» Еще он подумал, что будет трудно устоять на месте и не поддаться обаянию вихря, но он взрослый человек и инициированный шаман, и стыдно ему не удержать ситуацию под контролем. Дел-то – время от времени нырять в стихию; заодно и тренировка неплохая.
А вихрь решительно ни в чем не виноват. Ему всего пятнадцать, и даже нож-выкидуху он толком не решается пустить в ход…
Свалиться в сон Ксе не успел. Дверь тихо хлопнула, и в сумерках замаячил Дед Арья.
– Э… - только начал ученик, лихорадочно просыпаясь: а ну как стряслась новая дрянь.
– Ксе, - сказал Арья, воздвигшись над ним в темноте. – Т-ты лежи, не вставай, я быстро. Ты меня извини, я старый совсем. Я у тебя одну вещь забыл спросить. Т-ты когда на кухне за столом сидел и меня слушал – ты тогда пожалел о чем-то. О чем ты жалел?
– Ни о чем, - удивился Ксе.
– Не ври, - сухо приказал старик, и молодой шаман поежился по одеялом.
– Да так, ерунда всякая…
– Отвечай на вопрос.
Вздохнув, Ксе сдался:
– Я завтра на встречу выпускников идти собирался. В школу. Десять лет прошло, все такое, классная придет… Теперь не попадаю.
Арья потер пальцами подбородок.
– Она тебе нужна, эта встреча?
– Нет, - снова удивился Ксе. Подумал и добавил, - совсем не нужна.
– И п-поэтому тебе было так больно и обидно оттого, что ты на нее не попадаешь?
– Уй!
– сказал Ксе. – Блин! – выпростал из-под одеяла руку и хлопнул себя по лбу. Хорош контактер, который делит необъяснимые ощущения на важные и неважные. «Это ж как дорогу переходить, - потешался над ним когда-то Дед. – От Феррари увернулся, от Бугатти увернулся, а от Запорожца не стал, потому – разве ж это машина?»