Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка
Шрифт:
Сыграло свою роль и еще одно обстоятельство: в последние годы Веледе стало сложнее добиваться любви, чем Торну. Хотя моложавое лицо и крепкая фигура у меня сохранялись, как я надеялся, дольше, чем у других женщин, — пока мне не исполнилось лет пятьдесят или около того, — я считаю, что даже прекрасная Венера с возрастом, должно быть, поизносилась. И если седеющие волосы делали herizogo Торна (как утверждали другие) «благородным и мудрым», а морщинки возле глаз придавали его лицу «грусть и мудрость», то что касается Веледы, ох, vai! — да сами спросите любую женщину, что та испытывает, когда видит все это в зеркале.
Однако я с лихвой воспользовался всеми отпущенными мне годами. Помните
Так вот, в тот памятный день я сказал Гакату, молодому рабу-черкесу, благодаря которому удалось раскрыть заговор:
— За твою службу королю Теодориху, за содействие в разоблачении предателя Одоина тебе даруется свобода. С этих пор ты свободный человек. Более того, за твою помощь и за то, что ты ввел ее в дом Одоина, твоя названная старшая сестра Веледа также хочет отблагодарить тебя.
Помню, тем вечером Гакат несколько раз произносил самые почтительные для черкеса слова:
— Младший брат не может ни в чем отказать старшей сестре… любая просьба старшей сестры — это приказ для младшего брата…
Я изо всех сил старался не замечать, что юноша каждый раз отворачивался, или прикрывал глаза, или же сдерживал под конец вздох облегчения.
Однако я все-таки не смог себя обмануть. Именно поэтому Гакат оказался последним мужчиной, который имел дело с Веледой. Я запер на замок дом за Тибром и роздал все, кроме самых дорогих для сердца Веледы нарядов и украшений, а также продал или освободил всех рабов, которые прислуживали хозяйке особняка.
Похоже, уход Веледы со сцены в дальнейшем уменьшил также и активность Торна в этих делах. Хотя как Торн я до сих пор могу наслаждаться совокуплением — и делаю это, когда мне хочется, и надеюсь, что стану заниматься этим и на смертном одре, — но я уже больше не ищу с такой жадностью плотских наслаждений. И все реже и реже этим занимаюсь. Молодых возлюбленных я нахожу довольно пустыми и глупыми, а старых — просто невыносимыми. Тем не менее мужчины и женщины моего возраста, хотя я и не воспринимаю их как потенциальных любовников, духовно близки мне: понятно, что у ровесников сходные интересы и мысли, общие воспоминания. Вот почему я время от времени позволяю себе более спокойные радости в веселой компании за уставленным многочисленными яствами столом, предпочитая их более интимным удовольствиям, которые можно получить в постели.
Все это так, однако я должен с иронией отметить, что именно любовное приключение — в какой-то степени любовное — нарушило то безмятежное существование, которое, как я думал, продлится до самой моей смерти.
7
Все началось со сплетен, и первую такую сплетню принес мне бывший воин, а теперь уже давно caupo Эвиг. Еще в первый приезд в Рим я велел ему оставаться моим наблюдателем среди простонародья. Эвиг регулярно докладывал мне об их делах, мыслях, настроениях, обо всех происшествиях, даже самых незначительных, чтобы я в свою очередь мог всегда держать Теодориха в курсе дел простых граждан. Однажды, явившись ко мне с очередным докладом, Эвиг вскользь упомянул, что некая caia Мелания, вдова, только что прибывшая в Рим, купила прекрасный старый дом
Когда спустя несколько недель я вновь услышал о caia Мелании от других своих приятелей, принадлежащих к иному классу общества, — они с почтением и даже с каким-то трепетом говорили о тех суммах, которые она тратила на свое новое жилище — я также не обратил на это внимания. Я вспомнил, что женщина с таким же именем жила некогда в Виндобоне, и даже лениво подумал про себя, уж не та ли это самая персона. Но затем решил, что вряд ли: Мелания — довольно распространенное женское имя.
Впервые эта особа привлекла мое внимание, когда я услышал разговоры о ней на пиру, который давал старый сенатор Симмах. В тот вечер у столов в его триклиниуме возлежало множество знатных гостей — немало других сенаторов и их жен: magister officiorum Теодориха Боэций с супругой, городской префект Рима (в то время им был Либерий), а также примерно еще два десятка самых известных жителей города. Все они, казалось, были гораздо лучше меня осведомлены об этой caia Мелании. Во всяком случае, они отпускали заслуживающие внимания замечания о непомерных расходах этой женщины и строили догадки о том, что за заведение откроется в ее новом доме.
Затем, когда дамы покинули триклиниум и мы остались в чисто мужской компании, сенатор Симмах рассказал присутствующим, что он узнал об этой таинственной женщине. И хотя сам он был пожилым и респектабельным человеком, Симмаху эти разоблачения, очевидно, доставляли удовольствие. (Вообще-то, несмотря на почтенный возраст и высокое положение в обществе, у него до сих пор во дворе стояла небольшая статуя Вакха с огромным вставшим fascinum, мимо которой некоторые из его гостей предпочитали проходить, скромно потупив глаза.)
— Эта женщина, Мелания, — со смаком произнес Симмах, — богатая вдова, прибывшая откуда-то из провинций. Она уже далеко не молода и тратит деньги своего покойного супруга. Caia Мелания приехала к нам, чтобы исполнить свою миссию, призвание, возможно, даже божественное предназначение. Свой роскошный особняк на холме Эсквилин она намеревается сделать самым великолепным — и самым дорогим — домом свиданий, какой только существовал со времен Вавилона.
— Eheu, так эта загадочная женщина всего-навсего lena?! — воскликнул префект Либерий. — Интересно, есть ли у нее соответствующее разрешение?
— Ну, я бы не назвал ее дом lupanar, — ответил Симмах, посмеиваясь. — Это слово сюда не подходит. Точно так же не подошло бы и слово lena для описания вдовы Мелании. Я встречался с ней, это самая обходительная и достойная дама, каких я только видел. Она даже удостоила меня чести и показала свое заведение. Потребовать, чтобы tabularius выдал ей соответствующее разрешение, на мой взгляд, просто немыслимо.
— Все-таки коммерческое заведение… — проворчал Либерий, как всегда обеспокоенный налогами и сборами.
Но Симмах, проигнорировав его замечание, продолжил рассказ:
— Дом вдовы, несмотря на все его богатство, всего лишь маленькая драгоценная шкатулка. Только одного… хм… клиента и принимают там каждую ночь. И больше никого! Причем сначала он имеет беседу в прихожей с самой госпожой Меланией. Она учиняет ему подробный допрос — ее интересуют не только имя, положение в обществе, характер и финансовые возможности мужчины (а берет она и впрямь очень дорого), но также и его вкусы, предпочтения и самые интимные склонности. Она желает узнать даже о его предыдущем опыте общения с женщинами — уважаемыми и не очень.