Хищник
Шрифт:
– Сукин сын, – сказал Марино, который смотрел на экран из-за спины Винса.
– Второй раз из него стрелял доктор Эмос в июне прошлого года в три пятнадцать пополудни.
– С какой целью?
– Возможно, он испытывал оружейный желатин. Прошлым летом доктор Скарпетта как раз учила его стряпать. Он столько раз здесь мелькал, что я уже совсем запутался. Здесь указано, что он стрелял из него 28 июня и в тот же день в пять пятнадцать возвратил обратно. В компьютере помечено, что я брал его из хранилища, а потом вернул
– Тогда как оно оказалось у убийцы?
– Возможно, эта запись не совсем точна, – нахмурился Винс.
– Может быть, поэтому он собирался залезть в твой компьютер? Сукин сын. Кто ведет учет? Ты или тот, кто стреляет? Кто-нибудь, кроме тебя, имеет доступ к этому компьютеру?
– В компьютер сведения заношу я. Сотрудники пишут заявки вон в той книге. – Винс указал на большую общую тетрадь рядом с телефоном. – Когда берут оружие и потом возвращают его, то дважды указывают свою фамилию и инициалы и расписываются. После этого я ввожу информацию в компьютер, указывая, кто и когда пользовался оружием. Похоже, ты никогда здесь не стрелял.
– Я не эксперт по оружию. Это по твоей части. Проклятый сукин сын.
– В заявке указывают вид оружия и время его использования на стрельбище или в баке с водой. Могу тебе показать. – Взяв общую тетрадь, он открыл ее на последней заполненной странице. – Опять доктор Эмос. Две недели назад он брад «Таурус РТ-145» для испытания оружейного желатина. В тот раз он по крайней мере зарегистрировался. А вот позавчера не удосужился.
– А зачем он приходил в хранилище?
– Принес свой собственный пистолет. Он коллекционирует оружие. Крутой парень.
– А ты можешь сказать, когда в компьютер были введены сведения о «Моссберге»? – спросил Марино. – Ну, вот как с файлами: там всегда указывается последняя дата сохранения. Меня интересует, мог ли Джо поменять что-нибудь в компьютере задним числом, представив все так, будто ты дал ему ружье, а потом вернул его в хранилище.
– В компьютере есть файл, который называется «Журнал». Сейчас я его закрою без сохранения и посмотрю, когда его в последний раз открывали, – сказад Винс, внимательно вглядываясь в экран. – Последнее сохранение было сделано двадцать три минуты назад. Вот это да!
– А у этого компьютера есть пароль доступа?
– Конечно, есть. Кроме меня, туда никто не может войти. Кроме Люси, конечно. Непонятно, зачем доктору Эмосу понадобилось звонить и просить разрешения посмотреть файлы. Если он что-то исправил в электронном журнале, какой смысл влезать в компьютер снова?
– Все очень просто. Если бы ты открыл для него файл, а потом сохранил и закрыл его, то этим бы замаскировал предыдущее сохранение.
– Этот парень неплохо соображает.
– Ну, это мы еще посмотрим.
– Очень неприятная история. Если он смог влезть в мой компьютер, значит, он знает пароль.
– А ты его где-нибудь записывал?
–
– Кто, кроме тебя, знает код хранилища? На этот раз я его прищучу. Так или иначе.
– Люси. Она имеет доступ во все помещения. Пойдем, я тебе покажу.
Хранилище представляло собой несгораемое помещение со стальной дверью и кодовым замком. Внутри располагались стеллажи с ящиками, в которых хранились тысячи образцов патронов и гильз. На полках лежали сотни пистолетов, на стенах висели винтовки, дробовики и ружья, на каждом из которых был инвентарный номер.
– Ну прямо кондитерский магазин, – сказал Марино, оглядываясь по сторонам.
– А ты раньше здесь не был?
– Я не фанат оружия. Мне оно и так поперек горла.
– В каком смысле?
– В том смысле, что мне приходится им пользоваться.
Винс осмотрел все полки с ружьями, поднимая каждый дробовик и внимательно читая этикетку. Он проделал это дважды. В поисках «моссберга» они с Марино буквально обшарили каждую полку. Но он как сквозь землю провалился.
Скарпетта показала на участки посмертной синюшности кожи – красновато-фиолетовые пятна, вызванные застоем крови. На правой щеке, груди, животе, бедрах и внутренней стороне предплечий кожа побелела в результате соприкосновения с какой-то твердой поверхностью, например с полом.
– Она какое-то время пролежала ничком, – сказала Скарпетта. – По крайней мере несколько часов. Причем голова была повернута набок, о чем свидетельствует побеление правой щеки, которая была прижата к полу или к какой-то твердой поверхности.
Она перешда к следующей фотографии, где на секционном столе ничком лежало обмытое тело той же женщины. На мокрой коже ярко выделялись красные отпечатки рук, которые, очевидно, были нанесены водостойкой краской. Скарпетта вернулась к предыдущим фотографиям, стараясь восстановить подробности гибели жертвы.
– Убив се, он, вероятно, перевернул ее на живот, чтобы нанести рисунок на спину, – предположил Бентон. – Возможно, он разрисовывал ее несколько часов. Из-за застоя крови образовалась синюшность, которую мы видим на фотографии.
– У меня другая версия, – сказала Скарпетта. – Он сначала разрисовал ее спереди, потом перевернул и нанес рисунок на спину. В таком положении он ее и оставил. Конечно, все это он проделал не на улице и не в темноте. А там, где никто не мог услышать выстрела или увидеть, как он погружает тело в машину. Возможно, в машине. В фургоне, внедорожнике или грузовике. Застрелил, раскрасил и привез к озеру.
– Все одним махом.
– Это ведь значительно снижает риск. Он ее похитил, привез в укромное место, убил в машине – при условии, что там было достаточно места, – а потом бросил тело в лесу, – рассуждала Скарпетта, продолжая просматривать фотографии на мониторе.