Хищники (ил. Р.Клочкова)
Шрифт:
– Дочь непричастна к преступлению, а следовательно, ее никто не тронет,– успокоила его Дагурова.
Ольга Арчиловна возвращалась вечером в «академгородок». Было удовлетворение: следствие подходит к концу.
«Ну хорошо, преступник изобличен. Дальше – суд. Наказание. Но дошла ли я до самой глубины истины?– спрашивала себя Дагурова.– Ведь раскрытие преступления только выявление результата. За человеком, преступившим закон, лежит нечто большее. Вся жизнь».
И она вспомнила свой разговор с Меженцевым о Достоевском. Что человек – это тайна. Раскрыла ли она тайну Гая?
Мотивы, по которым он оказался вечером 27 июля на обрыве распадка
Ольга Арчиловна невольно сравнивала судьбу Гая с судьбой Нила Осетрова. Парень тоже оступился. Был под судом. Но ведь это оказалось эпизодом в его жизни. Значит, дело в человеческой натуре, материале, из которого создан человек.
Когда у Гая началось падение? После знакомства с Авдониным? Или раньше – после случая на таможне, когда рухнула его спортивная карьера? Нет. Нет. Еще раньше. С тех пор, как Гай возил с отцом во Владивосток корзины цветов на продажу, когда они с отцом ловчили, старались продавать втридорога! Вот оно, начало конца…
Или еще раньше? Дагурова вспомнила: на вопрос, когда начинается воспитание ребенка, один мудрый человек ответил: за сто лет до рождения. И воспитывать надо не только видимыми поступками, поведением (какие-то действия можно скрыть, замаскировать). Нет. Детей воспитывает вся жизнь.
Цепь времен. Ответственность поколений. Родители Гая даже не ведали, кого растят. Серьезные испытания оказались ему не под силу. А что он оставил дочери, во имя которой, ради счастья которой творил зло?
Да, зло творит только зло. И кого во всей этой истории было до слез жалко – так это Марину. Судьба ее была незавидной. Но не посеяны ли уже и в ней подобные семена? Пока что привлекательные стороны жизни для этой девочки представлялись лишь в виде дорогих вещей, в ослепительной славе кинозвезды. Ну а вдруг не получится из нее звезда? Не сломит ли девушку преступление, совершенное отцом? Выдержит ли она этот удар?
И как поступить завтра, когда прилетит Марина? Кто ее встретит? Ольга Арчиловна могла, конечно, сама, но посчитала это неудобным. Поймет ли Марина? Да и другие…
Перебирая в уме всех жителей заповедника, Ольга Арчиловна все больше приходила к мысли, что никто лучше не подходит для этой деликатной миссии, чем Нил Осетров. Во всяком случае, сейчас он ближе всего Чижику, ближе, чем, допустим, Сократовы или семья Резвых…
В «академгородке» Ольгу Арчиловну встретили все те же Пясецкие, уже смирившиеся со своим ожиданием. Дагурова сказала Сусанне Аркадьевне и ее сыну, что теперь они могут забрать Геннадия Вавиловича из больницы и отвезти в Москву. Пясецкий-младший расчувствовался и подарил Ольге Арчиловне диск с записями произведений в своем исполнении, снабдив его надписью: «Очаровательной Ольге Арчиловне с уважением!» Он сказал, что постарается разыскать кантату Петра Ильича Чайковского, написанную на юбилей училища правоведения, в котором учился великий композитор (об этом Пясецкому рассказала Ольга Арчиловна), и обязательно добьется ее исполнения, а сам будет играть партию первой скрипки.
– Это в знак уважения к труду работников юстиции,– несколько пышно закончил молодой скрипач.
Мать и сын почти всю ночь не спали. За тонкой стенкой слышался их негромкий разговор.
Ольга Арчиловна тоже долго не могла уснуть. Она все размышляла о Марине Гай. Как устроится ее жизнь дальше? Что из нее получится?
Отцы
А сын Флейты? Ведь у него тоже не очень, казалось бы, крепкая наследственность. У Геннадия Вавиловича развилась психическая болезнь…
Затем Ольга Арчиловна невольно подумала об Антошке. И у нее самой теперь большая ответственность. Наверное, трудно воспитывать своего, но еще труднее – приемного ребенка. Сможет ли она быть достойным примером для сына?… Каким вырастет Антошка? Хорошо, если бы как Нил… Нил… Нил… Да, теперь все ясно с Аделиной, и она завтра обязательно зайдет в райисполком, райком комсомола, ОСВОД, чтобы оформляли документы о награждении Нила медалью за спасение…
В студенческие годы, да и теперь Ольга Арчиловна нечасто смотрела телевизор – может быть, потому, что передачи ей кажутся неинтересными, а может быть, просто свободного времени нет, и если уж найдется час-другой, так лучше почитать книгу… Но вот одну передачу, так случилось, она смотрела дважды: первый раз – по первой программе, а второй – по четвертой. Как сейчас помнит: за «круглым столом» в непринужденной атмосфере сидели известные всему миру советские космонавты и незнакомые ей писатели. Обсуждали они проблему, которая волновала ее давно,– поведение человека в экстремальных ситуациях. Так вот, один космонавт, а точнее – Рукавишников, рассказав о своих волнениях и переживаниях во время полета с болгарским космонавтом, когда отказал двигатель и стыковка стала невозможной, на вопрос писателя, что он почувствовал после того, как экстремальность миновала, ответил: «Представьте себе, что вы несете на себе тяжелый мешок картошки, и несете долго, далеко… Кажется, конца не будет… Устали. Но вот дошли, сбросили этот тяжелый, как свинец, груз и облегченно вздохнули. Вот так и я в тот раз». Ольге Арчиловне очень понравился ответ. Просто, по-земному, но каждому ясно, понятно, если даже он ни разу в жизни мешки с картошкой не носил.
Странно, но точно такое ощущение испытывала сейчас она, Дагурова Ольга Арчиловна, старший следователь прокуратуры области, после того как услышала исповедь Гая. Конечно, она прекрасно отдавала себе отчет в том, что признание Гая не главное и без него достаточно бесспорных доказательств его виновности. И все же Гай поставил точку над i. Все стало на свои места. Победа. Ее победа. И полное поражение Гая. Его безоговорочная капитуляция. Ольга Арчиловна торжествовала, и свою радость она не скрывала и не хотела скрывать в это чудесное, солнечное утро. Ей было легко. Усталость прошла за ночь. Хотелось кружиться, принимать поздравления как после пятерки на трудных экзаменах в университете. Дагурова включила репродуктор. Но радио почему-то молчало. Тогда она, выпив чашку кофе, взяла лист бумаги и начала писать: «Милый, дорогой Витюня! Не знаю, что и как ты чувствуешь, когда находишь золотоносную жилу, а вот я сейчас…»
В это время раздался стук в дверь. Вошел Меженцев и сообщил:
– Только что звонили из прокуратуры района и просили передать, что едет к вам какой-то Бударин. Чтобы вы его встретили…
– Бударин? Сюда?– удивилась вслух Дагурова.– А вы не ошиблись, Алексей Варфоломеевич?
– Слава богу, слуховыми галлюцинациями еще не страдаю, уважаемая Ольга Арчиловна. А вы почему так заволновались? Небось начальство едет большое – пожать вам руку и объявить благодарность?– улыбнулся профессор, кажется, впервые после того, как на него обрушились все неприятности в связи с делом Гая.