Хищники
Шрифт:
— Хватит жаловаться, — осадил его Жак. — Помни, что мы французы и мы живы. А теперь давай поищем дворецкого отца, Уго. Он сказал, что будет ждать нас на привокзальной площади.
Уго их дождался. Он быстро поставил чемоданы на переднее сиденье «рено». Жак и Жан-Пьер втиснулись на заднее.
Уго сел за руль, повернулся к ним.
— Сначала заедем на виллу, чтобы вы смогли принять душ и позавтракать. А потом я отвезу вас в больницу.
— Но почему мы сразу не можем поехать в больницу? — озабоченно спросил Жак.
— В «Солнечном берегу» посетителей
— Мне это не нравится. — В голосе Жака слышалась тревога. — Морис — мой отец, и мы имеем право видеться с ним в любое время.
— И еще, — добавил Уго. — Ваш отец предвидел возможность своей болезни или несчастного случая и оставил большой конверт с документами, подготовленными нотариусом. Сейчас этот конверт хранится в сейфе в моей комнате. Я передам его вам, как только мы приедем на виллу.
Жан-Пьер принял душ, переоделся и прошел в комнату отца. Жак сидел за маленьким столиком у окна. Он уже вскрыл большой конверт и читал письмо, которое его отец написал в присутствии нотариуса.
Жан-Пьер увидел, что Жак вновь очень бледен и едва сдерживает слезы.
— Папа, могу я тебе чем-нибудь помочь? Жак покачал головой.
— Тут ничем не поможешь. Дед это знал. Он понимал, что дни его сочтены, и подробно написал, чего он от нас хочет.
— Он очень мужественный человек.
— Прежде всего Морис хочет, чтобы мы перевезли его тело на нашу ферму в Плескассье и похоронили на фамильном кладбище, рядом с его отцом и дедом. Он также хочет, чтобы до похорон мы выставили гроб с его телом в «Атенаэне», в Каннах, где с ним могли бы попрощаться все его друзья. А на третий день мы поедем в Плескассье и какое-то время побудем там, вспоминая, как мы любили друг друга. Последние строки письма Жак прочитал вслух:
"Я люблю тебя, Жак, сын мой, и тебя, Жан-Пьер, внук мой, и тебя, Раймон, внук мой, который ушел раньше меня.
— Прощайте, дети мои, до того момента, как мы встретимся вновь.
Любящий вас отец и дед, Морис".
Жак посмотрел на сына. Теперь слезы стояли в глазах обоих. Они обнялись.
Зазвонил телефон.
— Доктор Гюильмин ждет в библиотеке, господа, — доложил Уго.
К своему удивлению, отец с сыном увидели в библиотеке молодого человека. Они пожали друг другу руки. Рукопожатие доктора Гюильмина Жаку понравилось. Крепкое, уверенное.
— Я изумлен, доктор. Вы гораздо моложе, чем я ожидал.
Доктор Гюильмин улыбнулся.
— Я четыре года проработал в отделении нейрохирургии городской больницы Лиона. Потом меня призвали в армию, где присвоили чин капитана. После капитуляции я не получал никаких указаний из штаба Петена. Поэтому я принял предложение двух больниц в Каннах. Мне также разрешили вести частную практику.
Жан-Пьер кивнул.
— Я не удивлен, что вы не получили никаких указаний из штаба Петена. Более того, готов спорить, что они не дадут о себе знать. Однако, если вы хотите поучаствовать в борьбе с немцами, пожалуйста, найдите меня в штабе генерала де Голля
Предложение Жан-Пьера доктора, похоже, не заинтересовало.
— Я пришел, чтобы сообщить вам о состоянии вашего отца, — обратился он к Жаку. — Дворецкий Уго нашел его на полу у кровати. Уго повел себя абсолютно правильно. Сразу вызвал машину «скорой помощи». Если бы он стал укладывать вашего отца на кровать, до больницы живым его бы не довезли. В приемном отделении дежурный тут же вызвал меня. Я обследовал вашего отца и сразу установил, что причина инсульта — тромб в области правой височной кости. Пульс прощупывался слабо, дышал ваш отец с трудом. Он попросил меня связаться с сыном и внуком. Я распорядился дать ему кислородную маску и сделать рентген черепа. Снимок показал кровоизлияние в мозг. Произошел разрыв сонной артерии. Снимок показал разрывы еще трех артерий. Сейчас ваш отец в коме. Он может прийти в себя на несколько минут, но полной уверенности в этом нет. Я же хочу сказать вам, что медицина бессильна ему помочь. Любое наше вмешательство может причинить только вред. Нам остается лишь молиться, чтобы он не испытывал боли.
— У моего деда отменное здоровье. Он выкарабкается. — Голос Жан-Пьера дрожал.
Доктор Гюильмин повернулся к нему.
— Только Божьей милостью. Повреждения артерий очень велики.
Несколько минут они сидели в молчании. Потом Жак позвал Уго.
— Коньяк и «монте-кристо» для всех, включая тебя, Уго. Благодарю тебя за заботу об отце.
Уго ушел за коньяком и сигарами. Жак посмотрел на сына.
— Теперь нас осталось двое, сын мой. — Он перевел взгляд на доктора. — Когда мы сможем поехать в больницу?
— Примерно через час. Санитарки как раз закончат утренний туалет.
Уго вернулся в библиотеку, наполнил бокалы коньяком, раздал сигары. Посмотрел на Жака, Жан-Пьера. Тост произнес Жан-Пьер.
— За любимого нами дедушку и за его любовь к нам.
В больницу они прибыли в десять минут второго. Морис недвижимо лежал на кровати. Висок и часть лица под ним посинели. Внезапно глаза Мориса открылись. Он поискал взглядом сына и внука.
— Папа! — воскликнул Жак. — Мы здесь! С тобой! Но ни слова не сорвалось с губ Мориса. Лишь из уголка рта потекла струйка слюны.
— Доктор Гюильмин! — позвала медицинская сестра, стоявшая у двери.
Доктор быстро подошел к кровати пациента и взял руку Мориса. Пульс не прощупывался. Рука Мориса упала на простыню. Доктор осторожно закрыл глаза и рот Мориса.
Повернулся к Жаку и Жан-Пьеру.
— Я очень сожалею, но он нас покинул. Жак сжал руку сына. У обоих в глазах стояли слезы. Жак посмотрел на часы.
Морис умер в четверть второго.
ГЛАВА 11
Каннский «Атенаэн» занимал большое каменное здание. С усопшими прощались как в отдельных кабинетах, где выставлялся только один гроб, так и в общих залах с десятью, а то и с двенадцатью постаментами для гробов, вокруг каждого из которых стояла дюжина стульев.