Хищники
Шрифт:
– А вот… – Чижик взяла с другого кресла платье и приложила к себе. У Дагуровой на секунду даже шевельнулось чувство зависти. Очень красивое платье. Длинное, расклешенное, без рукавов, из светло-сиреневого материала с люрексом, оно переливалось, играло, как чешуя сказочного животного. – Идет мне? Только честно…
– Очень, – откровенно похвалила следователь.
– И в театр можно, и вечером по улице пройтись, – проговорила Марина, словно это было на демонстрации мод, и сложила платье в чемодан. – Правда, плечи у меня немного худые, ну да ничего,
– Ничего, – улыбнулась Дагурова. – Уверяю, в Москве вы произведете впечатление…
– И немножечко подушиться. Самую капельку. У меня «Шанель»… – Марина от удовольствия даже раскраснелась и так вошла во вкус, что достала откуда-то из вещей в чемодане изящную коробочку с французскими духами и поднесла к носу Дагуровой. Духи были отличные, пикантной, тонкой композиции.
– Тоже Эдгар Евгеньевич?
– Папа.
– Ну да, те, что подарил Авдонин, выпил Уралов… – вспомнила Ольга Арчиловна запись в дневнике Осетрова.
Девушка посмотрела на нее чуть ли не с испугом.
– А вы… Откуда? Вы знакомы с Родионом? – удивленно спросила она.
– Мариночка, – с улыбкой сказала Дагурова, – я же следователь. А следователь должен знать такое…
– Какое? – вскинула на нее глаза Чижик.
– Нил посвятил вам четыре стихотворения…
– По-моему, пять, – сказала Марина, глядя на Ольгу Арчиловну настороженно и подозрительно.
– Про пятое я не знаю. Это, наверное, совсем недавно…
– Да, Нил написал его неделю назад.
– Вы уговаривали Осетрова поступить в Литературный институт, – продолжала Дагурова. Ее стала забавлять игра.
– А он и слушать не хочет, – кивнула Марина. – Говорит: поэт не профессия, а призвание. Выучиться нельзя. Если есть талант – проявится и без Литинститута.
– И еще. То, что находится недалеко от Монаха, принадлежит вам обоим…
Девушка присела в кресло.
– И это вам известно! Но откуда? Нил ни за что и никогда не сказал бы вам этого!
В дневнике Нила была такая запись: «Договорились с Ч.: то, что у Монаха, принадлежит нам обоим. И если случится, что это очень понадобится кому-нибудь из нас, тот придет к Монаху и выкопает…»
– Не сказал. – Дагурова пожалела, что увлеклась и затронула, кажется, какую-то их тайну. И чтобы исправить ошибку, ласково произнесла: – Поверьте, Мариночка, я не знаю, что там у вас спрятано, возле камня с таким необычным названием…
– Спрятано, – почему-то усмехнулась Чижик. – Ну да ничего не спрятано, – сказала она веселее. – Решительно ничего.
– А то, что вам Нил тоже делал подарки… – начала снова Ольга Арчиловна.
– Пожалуйста, могу показать. – Девушка вышла в другую комнату и вскоре вернулась с большой картонной коробкой. В ней лежали всякие диковины – закрученная спиралью и отливающая розовым перламутром раковина, гроздь прозрачных кристаллов какого-то минерала, другой минерал по форме напоминал веточку.
– Коралл, – пояснила девушка. – Редкий. Сам Нил доставал. С аквалангом… А это знаете что? – показала она мутноватый изогнутый кусок кости. –
Ольга Арчиловна вынула из ящика странную безделушку – крохотный плоский бочоночек на цепочке. Все это было сделано из серебра, а бочонок еще и отделан синими и розовыми камешками.
– Изящная вещица, – сказала Марина. – Называется тумор. Вроде амулета… Нил с Памира привез. Настоящая бирюза и настоящие памирские лалы. – Чижик нежно погладила камешки. – По-нашему – рубины… Вот сюда, – раскрыла она бочоночек, – клали бумажку с изречением из Корана. Считалось, что это оберегает человека от беды…
– Я вижу, у Нила страсть к путешествиям, – заметила Ольга Арчиловна.
– Да это его все Алексей Варфоломеевич с собой таскает…
– Кто?
– Меженцев. Папин заместитель… Профессор…
«Значит, это его письмо я обнаружила у Осетрова», – подумала следователь.
– Как заместитель? – удивилась она. – Он же, кажется, не живет здесь, в заповеднике?
– Приезжает, уезжает… Впрочем, я не знаю. Спросите у папы.
Дагурова невольно сравнила: японский магнитофон, такое дорогое платье, французские духи и эти диковины, собранные в разных далеких местах, цену которых трудно определить в деньгах, а надо измерять чем-то другим…
Авдонин и Осетров. Два совершенно разных человека. Со своими мерилами ценностей.
– Вы мне сказали: Нил жестокий. – Дагурова внимательно посмотрела на девушку, перебиравшую в руках подарки Осетрова. – Из чего вы это заключили?
– Я сказала, жестокий? – удивилась Марина. – Впрочем… В отношении браконьеров – да! Нил говорил, что, когда он видит браконьера, его буквально трясет! Наверное, потому, что его папу убили…
– Вы помните его отца?
– Очень смутно… Такие плечи широкие. – Девушка показала руками. – Густые усы… Я ведь маленькая была, когда его убили…
– А какие отношения у Нила с другими людьми?
– Ну, жестоким его назвать нельзя. Категоричный, что ли… У Нила все или черное, или белое. Это плохо, а это хорошо. Или любишь, или не любишь… Он оттенков не понимает… Родион Уралов выпил, и вы бы слышали, что он говорил! А Нил от него в восторге. Прямой, мол, честный парень…
– Так о чем Уралов говорил?
– Даже стыдно пересказывать… – Марина опустила голову. – Например, как актрисы получают роль, становятся звездами… Надо, говорит, понравиться режиссеру, стать его любовницей, тогда…
– Вы ему сказали, что хотите поступать в Институт кинематографии?
– Ну да! – недовольно воскликнула девушка. – Зачем мне ему говорить это. Эдгар Евгеньевич еще раньше сказал Родиону… Так вот, когда он стал такое рассказывать, мы поспорили. Я не верю, что это так… А если бездарная? Все равно получит главную роль, став любовницей режиссера?
Ольга Арчиловна невольно улыбнулась.
– А что, я не права? – вскинула Марина голову. – Родион смеется, говорит, что поэтому у нас и хороших актрис наперечет… Все это гадко и пошло! Ну если думаешь так, то и молчи. Держи при себе…