Хитмейкер. Последний музыкальный магнат
Шрифт:
Стиль последнего мне очень нравился, а его альбом Faith я считал одним из лучших произведений в истории поп-музыки. Джордж писал песни, сам исполнял их, играл на различных инструментах и сам был продюсером почти каждой записи. Он работал с исключительной легкостью, а его произведения получались настолько захватывающими и завершенными, что служили мне образцом того, как надо создавать поп-музыку. Словами не передать, как я волновался, участвуя в подготовке его следующего альбома.
Джордж был как бы современным английским изданием Элвиса, и это стало понятно уже тогда, когда в возрасте двадцати лет он впервые прославился, выступая в дуэте Wham!
Мы не дергали его в то время, пока он записывал свой новый альбом, а потому и понятия не имели относительно общего замысла, звучания или стиля исполнения. Постепенно наши английские друзья дали нам понять, что следует готовиться к чему-то новому и нас ждет радикальная смена музыкального курса.
Тут уж я насторожился. Если артист так быстро становится популярным, а потом внезапно пытается внести серьезные изменения в свой имидж, то обычно за этим кроются какие-то ошибки. Я уже сталкивался с этим в начале нашей совместной работы с дуэтом Hall&Oates… да и потом уже в новом качестве я десятки раз наблюдал подобные проблемы.
Карьера Джорджа Майкла стартовала не хуже ракеты NASA, и потому у него не было тех возможностей, которые получили артисты типа Брюса Спрингстина, которые годами формировали свою репутацию. За пять первых лет карьеры Брюс постепенно выяснил для себя, кем и чем он являлся. Позднее эти открытия позволили ему оставаться собой даже после того, как он усовершенствовал и развил свои способности. И его фанаты росли вместе с ним.
Но все равно с самого начала он так много давал своим поклонникам, что они в итоге спокойно принимали все его последующие идеи…
У Джорджа Майкла этого преимущества не было. Успех пришел к нему быстро, и я думаю, что он и сам был ошеломлен им. Жить в Лондоне – все равно что поселиться в небольшой деревушке, где выходит сотня таблоидов. Такая сильная степень публичности практически лишила его частной жизни – что бы он ни делал, об этом писали по пять раз на дню. За ним повсюду таскались журналисты с камерами, и постепенно это сделалось просто невыносимым. Он дошел до такого состояния, что был готов отказаться в работе от тех приемов, которые сделали его популярным. Его способом сделать следующий шаг стала запись нового альбома, причем запись безо всякого визуального ряда, без «картинки». Представьте себя, что нечто подобное сделал бы Элвис, – вот так просто отказался бы от своего лица? А Джордж собирался поступить именно так! Хуже того, по содержанию альбома было видно, что он отворачивается от прежней аудитории. Конечно, каждый артист имеет право начать с чистого листа – та же Мадонна постоянно так делает, – но проявлять неуважение к уже имеющимся фанатам опасно.
Как только до нас дошли слухи об этом, я с несколькими коллегами вылетел в Лондон. Мы хотели пообщаться с Джорджем, понять, что у него на уме, обговорить детали, а главное – послушать, что он записал. Я совершил с ним пару прогулок по городу и пытался объяснить Джорджу, чего именно от него ждет аудитория. Я говорил без обиняков.
– То, что ты задумал, вызовет проблемы, – убеждал я. – Мы очень опасаемся того, что твоя аудитория отреагирует на твои новшества негативно. Это может иметь неприятные последствия.
Но ему было наплевать. Он хотел перемен – и точка. Прямо он этого
Hall&Oates в свое время закалили меня как раз для таких вот ситуаций, но все равно это было нелегко. За весь день я и на шаг не приблизился к тому, чтобы переубедить Джорджа. Но мы, пусть и не считая, что планы артиста пойдут ему на пользу, все равно оставались рядом и поддерживали его выбор. Так что я со своей командой вернулся в Нью-Йорк и там сообщил всем примерно следующее:
– Нет никаких шансов, что Джордж передумает. Так что теперь нам надо спланировать уже наши действия так, чтобы помочь ему и его новому альбому достичь успеха.
Когда нам доставили заготовки для обложки, мы уставились на них в полном изумлении. Это была зернистая фотография 1940 года – она называлась «Толпа на Кони-Айленде». Весь этот кадр целиком заполнен людьми. Было похоже, что Джордж Майкл решил перенаправить объектив, показав массы своих фанатов вместо себя самого.
Потом вышло видео для первого сингла. От Джорджа там была только его спина в кожаной куртке. Ни лица, ни головы, ни тела… Этот парень был секс-символом, а все, что он решил показать, – это одна спина?! Возможно, он сам даже не понимал, что творит, но для нас-то все было совершенно ясно. Джордж и правда повернулся к своей аудитории спиной – в прямом и в переносном смысле. Короче, это видео напоминало сон Кафки, экранизированный Феллини. Нам казалось, что это какая-то шутка и где-то есть еще одно видео… Кроме того, была проблема и с музыкой как таковой. Нет, она была очень хороша, но, в отличие от альбома Faith, в ней не было отличительных черт его прежнего стиля. Да и будущих поп-хитов тоже не просматривалось.
Но альбом все же увидел свет. Он назывался Listen without Prejudice, Vol. 1, и сказать, что публика восприняла его без восторга, – сильное преуменьшение. Он словно с размаху влетел в кирпичную стену и подвергся ожесточенной критике фанатов Джорджа с MTV. В итоге продажи альбома оказались в три раза меньше, чем были у Faith.
Джордж Майкл посчитал, что во всем виновата Sony. И что же он сделал? Правильно, он решил разорвать контракт с нами, начав судебное разбирательство по вопросу о том, что мы якобы несем ответственность за низкий уровень продаж. Вы можете легко себе представить, какое персональное разочарование я испытал, а ведь дальше для нас обоих все пошло еще хуже! Но об этом потом.
Моя команда пережила аналогичное разочарование и в отношении Теренса Трента д’Арби, но в том случае причины были иными. Мы все возлагали на него такие надежды, а его музыку все у нас просто обожали – с моей точки зрения, у него были все данные для того, чтобы стать одной из величайших звезд в мире. Его потенциал, верите или нет, позволял ему достичь уровня Майкла Джексона или Принса! Теренс был талантлив во всем: и как автор песен, и как исполнитель, и как мастер публичных выступлений.
Он родился на Манхэттене, а вырос во Флориде в религиозной семье – его отец был старостой у пятидесятников, а мать пела в жанре госпел. Позже Теренс вступил в армию и какое-то время служил в Европе, после чего переселился в Лондон. Он полностью переродился в англичанина и даже приобрел соответствующий акцент. Когда мы встретились, я ни за что не догадался бы, что он из Нью-Йорка! Но вот в его музыке различные по происхождению стили и приемы, усвоенные им в разное время, накладывались друг на друга, и получавшиеся в итоге песни были просто превосходными.