Хитроумные обманщики
Шрифт:
— Ну зачем такие крайности, — успокоил он. — Будете, как всегда, при мне, но роль сыграете новую.
— Что за роль? — уже по-деловому осведомилась Каролина.
— Об этом мы поговорим в Варшаве.
Витт спешил в только что оставленную повстанцами польскую столицу, где ему предстояло в качестве военного губернатора и председателя уголовного суда вершить расправу над пленными патриотами. Те же, кто сумел перейти границу, — около ста тысяч офицеров и солдат — стали изгнанниками, превратились в скитальцев.
Больше всего эмигрантов скопилось в Дрездене. Город буквально был
Настало время посвятить Каролину в его замысел, решил Витт.
— Операция будет состоять из двух частей, — начал он. — Выполнить первую сравнительно легко. Для этого потребуется разыграть из себя патриотку, хотя это ей и не по душе. Такую, чтобы ни у кого не осталось сомнения на сей счет. Даже у тех, кто знает о ее перехваченном письме.
Вторая часть посложнее: проникнуть в среду эмигрантов, выведать их планы, намеченные сроки выступлений и имена исполнителей.
Каролина поняла — придется ехать в Дрезден. Понимала и то, насколько это опасно. Участь Бошняка, казненного повстанцами, отнюдь не прельщала. Как и судьба тех царских шпионов, над которыми в августе учинила самосуд разъяренная варшавская толпа, ворвавшись в тюрьму и повесив их на фонарях.
— Меня там просто-напросто прихлопнут эти ваши патриоты, — поправляя кружева на платье, с деланным спокойствием произнесла Каролина.
В успехе она может не сомневаться, успокоил ее Витт, лишь бы удалась первая половина спектакля. Чем успешнее, вернее, чем убедительнее сыграет она в ней, тем легче и безопаснее сможет действовать во второй.
Ни один человек, заверил Витт, не будет посвящен в операцию, кроме него самого и наместника Паскевича.
Вскоре по Варшаве начали распространяться слухи о том, что за спиной царского сатрапа Витта действует чудо-женщина. Она спешит к каждому, кого генерал собирается покарать. Будто бы посещает казематы, присутствует на допросах. И часто одно ее слово смягчает участь несчастных. По секрету передавали, что она даже помогла кое-кому бежать, причем вывезла в собственной карете за заставу…
Склонная к романтическим преувеличениям Варшава быстро уверовала в блуждающие слухи и готова была молиться за избавительницу.
Нашлись и те, кто подтвердил, что им удалось избежать каторги благодаря вмешательству Каролины Собаньской. Витт освободил якобы по просьбе Собаньской двух-трех заключенных, а одному она помогла «бежать». Этого было достаточно, чтобы слух проник в среду эмигрантов.
В числе свидетелей оказался, например, Михаил Будзынский, связанный с голицийским подпольем. Где только было можно, он с восхищением рассказывал о Собаньской, которая помогла ему спастись и «избавила многих несчастных офицеров польского войска от Сибири и рудников».
Приведу еще одно свидетельство из воспоминаний Богуславы Маньковской, дочери
«Когда ни у кого не было надежд, писала она, — над несчастными жертвами кружил ангел спасения и утешения в лице Каролины Собаньской… Пользуясь влиянием, которое имела на генерала, она каждый час своего дня заполняла каким-либо христианским поступком, ходила по цитаделям и тюрьмам, чтобы освободить или выкрасть пленных…
По ее тайному указанию узников приводили в личный кабинет Витта, где в удобный момент пани Собаньская появлялась из-за скрытых портьерой дверей, и одного слова, а то и взгляда этой чародейки было достаточно, чтобы сменить приговор на более мягкий».
Как видим, авантюристка хорошо поработала на легенду. Витт, как обычно, направлял ее и усердно помогал. Теперь и самый недоверчивый поверил бы в метаморфозу Каролины. Все забыли, что она много лет связана с царским генералом и никогда не числилась в патриотках. А как же ее перехваченное донесение? Его объявили подложным и предали забвению.
Словом, первая половина спектакля прошла вполне успешно. Почва была подготовлена, можно отправляться в Дрезден. Тем более что был и повод для поездки.
Ее дочь, которую в свое время Каролина выкрала у бывшего мужа (причем так искусно, что даже его восхитила своей ловкостью), находилась в Дрездене и собиралась замуж за молодого князя Сапегу.
В Дрездене Каролину встретили чуть ли не как национальную героиню. Одни видели в ней вторую Клаудину Потоцкую, воплощенного ангела доброты, ниспосланного для утешения и поддержки изгнанных с родины соотечественников. Во время восстания графиня Потоцкая стала санитаркой, а после в Дрездене ею был основан комитет помощи польским эмигрантам. Другие сравнивали Собаньскую с не менее знаменитой Эмилией Платер — отважной кавалерист-девицей, воспетой Мицкевичем.
Всего несколько недель пробыла Каролина в Дрездене. За это время успела войти в среду эмигрантов, проникнуть на их собрания, где ее принимали за свою и где она, уподобясь тетке, многое услышала и запомнила.
С поразительным цинизмом говорит она о том, что исключительно ради намеченной цели общалась с поляками, внушавшими ей отвращение. Ей удалось приблизить тех, нагло повествовала она, общение с которыми вызывало у нее омерзение. Наиболее ценным знакомым стал Исидор Красинский, в прошлом командир уланского гвардейского полка, а ныне глава польского комитета в Дрездене, тесно связанный с князем Чарторыйским, одним из лидеров эмиграции. Этот Красинский, по ее словам, хотя и красавец, был ограниченным и честолюбивым, и ей ничего не стоило войти к нему в доверие.
«Я узнала заговоры, которые замышлялись, — признавалась она, — тесную связь, поддерживавшуюся с Россией, макиавеллистическую систему, которую хотели проводить». Ей открылся «мир ужасов», она увидела, «сколь связи, которые были пущены в ход, могли оказаться мрачными».
Собаньская спешит переправить Витту несколько не терпящих отлагательства сообщений, которые «помогали ему делать важные разоблачения». В свою очередь, Витт докладывает о полученных им ценных агентурных сведениях наместнику и использует их в своих донесениях в Петербург.