Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 2)
Шрифт:
– Что сеньор Санчо Панса - губернатор, это никакому сомнению не подлежит. Где именно он губернаторствует: на острове или же еще где - в это я не вникал. Довольно сказать, что в его ведении находится город, насчитывающий более тысячи жителей. Что касается желудей, то сеньора герцогиня - такая простая и до того не гордая...
Одним словом, попросить у крестьянки желудей - это она, дескать, ни во что не считает, ей даже случалось посылать в ближнее село с просьбой дать ей на время гребень.
– Надобно вам знать, ваши милости, что даже
Во время этого разговора вбежала Санчика и принесла полный подол яиц.
– Скажите, сеньор, - спросила она, - с тех пор как мой батюшка стал губернатором, он, поди, длинные штаны3 носит?
– Не обратил внимания, - ответил паж.
– Должно полагать, длинные.
– Ах, боже мой!
– воскликнула Санчика.
– Как бы мне хотелось посмотреть на моего батюшку в обтяжных штанах! Вы не поверите: я сызмала сплю и вижу, что у моего батюшки длинные штаны!
– Живы будете, ваша милость, - увидите, - сказал паж.
– Клянусь богом, все идет к тому, что если губернаторство вашего батюшки продлится хотя бы два месяца, мы увидим его еще и в дорожной маске4.
От священника и бакалавра не могло укрыться, что слуга потешается, однако с его шутками никак не вязались подлинность кораллов и охотничий наряд, который Тереса уже успела им показать, мечта же Санчики их насмешила, а еще пуще нижеследующие речи Тересы:
– Сеньор священник! Сделайте милость, узнайте, не едет ли кто отсюда в Мадрид или же в Толедо: я хочу попросить купить мне круглые, всамделишные фижмы, и чтоб самые лучшие и по последней моде. Право же, я должна по силе-возможности блюсти честь своего мужа губернатора. А то в один прекрасный день разозлюсь и сама поеду в столицу, да еще карету заведу, чтоб все было как у людей. У кого муж - губернатор, те - пожалуйста: покупай и держи карету.
– Еще бы, матушка!
– воскликнула Санчика.
– И дай тебе бог поскорей ее завести, а там пусть про меня говорят, когда я буду разъезжать вместе с моей матушкой, госпожой губернаторшей: "Ишь ты, такая-сякая грязная мужичка, расселась, развалилась в карете, словно папесса!" Ничего, пусть себе шлепают по грязи, а я - ноги повыше и буду себе раскатывать в карете. Наплевать мне на все злые языки, сколько их ни есть: мне бы в тепло да в уют, а люди пусть что хотят, то плетут. Верно я говорю, матушка?
– Уж как верно-то, дочка!
– сказала Тереса.
– И все эти наши радости, и даже кое-что еще почище, добрый мой Санчо мне предсказывал, вот увидишь, дочка: я еще и графиней буду, удачи - они уж так одна за другой и идут. Я много раз слыхала от доброго твоего отца, а ведь его можно также назвать отцом всех поговорок: дали тебе коровку - беги скорей за веревкой, дают губернаторство - бери, дают графство - хватай, говорят: "На, на!" - и протягивают славную вещицу - клади в карман. А коли не хочешь - спи и не откликайся, когда счастье и благополучие стучатся
– И какое мне будет дело до того, что обо мне говорят, когда уж я заважничаю и зазнаюсь?
– вставила Санчика.
– Дайте псу в штаны нарядиться, он с собаками не станет водиться.
Послушав такие речи, священник сказал:
– По-видимому, в семье Панса все так и рождаются с мешком пословиц: я не знаю ни одного из них, кто бы не сыпал присловьями в любое время и при каждом случае.
– Справедливо, - заметил паж.
– Сеньор губернатор Санчо также все время говорит пословицами, и хотя не все приходятся к месту, однако же удовольствие доставляют неизменно, и герцог с герцогиней весьма их одобряют.
– Итак, государь мой, - заговорил бакалавр, - вы продолжаете утверждать, что Санчо, и точно, губернатор и что есть на свете такая герцогиня, которая пишет письма его жене и шлет ей подарки? Между тем, хотя мы и ощупывали эти подарки и читали письма, нам, однако ж, не верится, и мы полагаем, что все это выдумки нашего земляка Дон Кихота: ведь он убежден, что с ним все происходит по волшебству. Так вот мне бы, собственно говоря, хотелось ощупать и потрогать вас, чтобы удостовериться, кто вы таков: призрачный посол или человек с кровью в жилах.
– На это я могу вам только сказать, сеньоры, - отвечал паж, - что я посол настоящий, что сеньор Санчо Панса подлинно губернатор, что мои господа, герцог и герцогиня, имели возможность пожаловать и в самом деле пожаловали ему губернаторство и что как я слышал, помянутый Санчо Панса управляет им на славу, а уж есть ли тут что-либо сверхъестественное или нет - судите, ваши милости, сами, я же ничего больше не знаю и клянусь в том не чем иным, как жизнью моих родителей, а они у меня еще живы, и я их люблю и почитаю.
– Может, это и так, - сказал бакалавр, - а все же dubitat Augustinus5.
– Сомневайтесь, если хотите, - заметил паж, - а только все, что я сказал, - правда, и правда всегда всплывет над ложью, как масло над водою, а когда не верите мне, верьте делам моим. Пусть кто-нибудь из вас поедет со мной, и глаза его увидят то, чему не верят его уши.
– Нет, уж лучше я поеду, - объявила Санчика.
– Посадите меня, сеньор, на круп вашего коня: мне, мочи нет, хочется повидаться с батюшкой.
– Губернаторским дочкам не подобает ездить одним, без великого множества слуг, без карет, без носилок.
– Ей-богу, мне все равно, что верхом на ослице, что в карете, - возразила Санчика.
– Вот уж я нисколечко не разборчивая!
– Молчи, дочка, - сказала Тереса, - ты сама не знаешь, что говоришь, сеньор молвил справедливо. Времена меняются: когда отец твой - просто Санчо, так и ты - Санча, а когда он - губернатор, так ты - сеньора. Кажется, я верно рассудила.
– Сеньора Тереса рассуждает даже вернее, чем это ей кажется, - заметил паж.
– Дайте же мне поесть и, отпустите, я намерен возвратиться еще дотемна.