Хижина пастыря

Уинтон Тим

Домой нельзя, пока Гондон не вылакает свое лекарство. Потом побродит немножко вокруг. Поищет себе место то там, то здесь. В сарае. Во дворе, который выходит на огороженные поля и железнодорожные пути. Обычно Кэп оседал в большом кресле-реклайнере перед теликом и вырубался, с включенным светом и не задернутыми занавесками. Храпел так, что стекла дребезжали. Подсказывал – пора действовать. Уже можно подкрасться ближе. Постоять снаружи в темноте. Внимательно понаблюдать в окно за Гондоном. Убедиться, что он и правда в отключке. Войти через черный ход. Похозяйничать в кухне, пока есть возможность. И быстро нырнуть в свою комнату. Запереть дверь, придвинуть к ней

письменный стол. И дать Гондону выспаться. Завтра будет новый день. Очередной паршивый и убогий день, и так раз за разом. А пока идти некуда, только на футбольный стадион.

Потому я тут и прятался, как девчонка. В придорожной закусочной или в пабе можно было нарваться на проблемы, оставалось отсиживаться под трибуной. Такие дела. Я вдохнул свежего воздуха и залез обратно под балки, туда, где валялись коробки из-под чипсов, старые презервативы и жестяные банки из-под бурбона «Джим Бим».

Я ждал до темноты. Потом еще пару часов. Не смотрел в телефон, чтобы узнать время или проверить сообщения, не рисковал: свет – предатель, это усваиваешь с первого раза. Нужно просто терпеть и держаться.

Мысленно я видел, как Гондон вливает в себя дозу за дозой, будто участвует в идиотском состязании – кто быстрее всех в городе напьется в стельку. Сид Клактон, чемпион мира по бандабергскому рому. Капитан Гондон, главный мясник, специалист по сбитым на дороге животным и птицам, самый пьяный человек на свете. Гордость Монктона, великий герой! Я представлял, как этот засранец поджаривает себе сосиски на сковородке и орет на телик. Недоумки, заткнитесь, что за уродливая девка, полная хрень. Без остановки. Не обязательно быть там, чтобы слышать. Я сидел и думал – вот бы все оказалось ядом. Ром, пиво, мясо, проклятый воздух, который с храпом вдыхает Гондон. Вот бы он сдох и оставил меня в покое. Если Бог существует, пусть в кои-то веки поступит справедливо и убьет этого мудака раз и навсегда. Ведь любому человеку нужно лишь одно – чувствовать себя в безопасности. Покой – вот все, о чем я мечтаю.

То есть так я думал. Однако мысль быстро устаревала. Скоро я уже не хотел ничего, кроме тех самых сосисок со сковородки. Чертов покой подождет. Я голоден, как акула. К тому же лучше не шататься по улицам после закрытия, когда половина посетителей из бара повалит в парк искать приключений. У меня не было ни малейшего желания выяснять отношения с черномазыми, налакавшимися дешевого пойла, или со стажерами из «Джона Дира». Сил драться не осталось, и я решил, что ждать хватит.

Вылез из-под старой деревянной трибуны, прислушался. Ни звука. Сунул скейт под мышку, крадучись добрался до деревьев вокруг стадиона и дошел под ними до фонарей и асфальта. Оттуда уже покатил домой.

Наша улица будто вымерла. В парочке окон светились телевизоры, хотя снаружи я никого не замечал. Не курили на крыльце Пакстоны, не поливала ничего из шланга миссис Махуд, которая поливала целыми днями.

В доме было темно, но сквозь открытые двери сарая виднелся свет. Играло радио. Я немного постоял на подъездной дорожке, во мраке. Собрался с духом. Уж лучше я зайду туда сразу, чем Гондон застанет меня перед открытым холодильником. Лучше буду наготове.

Я двинулся к сараю и остановился. Сам не знаю почему. Заглянул в дверной проем. Увидел пикап Гондона. Полку у дальней стены, заваленную походным снаряжением. Большой круглый абажур, о который бились ночные мотыльки. Может, Гондон внутри, цедит домашнее пиво из бочонка? Но сегодня же не выходной день. К тому же, когда Гондон откупоривал новую

партию, кислая пивная вонь разносилась далеко по улице, а все соседи вдруг решали его навестить. Тогда точно не было бы так тихо. Даже если бы они пили только вдвоем с копом, то тоже орали бы на всю округу – да-да-да, дружище, точно, мать их, – и в воздухе не висел бы мясной запах, который сейчас лез мне в ноздри. Я знал, что Гондон покупает говядину без лицензии у каких-то заезжих типов и держит «левое» мясо здесь, в отдельной холодильной камере, подальше от магазина. Почему же тогда двери нараспашку? Даже тупой Гондон их так не оставил бы. И пикап странно припаркован – задок у «хайлюкса» почему-то задран.

Я несколько раз подбросил скейт и дал ему упасть на бетон – оповестил Гондона о своем возвращении. Мог, наверное, окликнуть или кашлянуть, как другие делают, но он уже и так меня услышал. Точно. Если засел внутри. Был шанс, что Гондон меня там поджидает, охотится, издевается. Хобби у него такое, доводить людей до нервного срыва.

Я осторожно вошел, прикрывшись скейтом вместо щита.

И подумал, что у меня беда со зрением. Все-таки глаз заплыл.

Наверное, потому я и не сообразил сразу. Передние колеса «хайлюкса» были сняты. Лежали на полу, рядышком. Гайки – кучкой возле баллонного ключа.

И ступицы. Чтоб меня! Голые ступицы прямо на бетоне. А еще пикап отбрасывал тень, которую не способен породить свет. Ни одна тень не растекается такими струйками. Ни в одной тени не плавают жирные зеленые мухи. Пару секунд я думал, что это просто масло. Что Гондон открутил пробку с поддона двигателя и забыл спьяну подставить масляное корыто. Краем здорового глаза я улавливал на скамейке полупустую бутылку. Пузырьков в коле не осталось. Какое-то насекомое присосалось к открытому горлышку – оса, похоже.

Я так и не понял, что увидел. Пока не обогнул водительскую дверцу, не заглянул поверх капота на другую сторону и не уставился на волосатые ноги и босые ступни Гондона, торчащие из-под кенгурятника.

Я выронил скейт, тот откатился, с лязгом во что-то въехал. В домкрат. Он не поддерживал машину, а валялся на тряпках, в маслянистой луже. От нее к двери тянулся след ящерицы. Вот тут все и стало ясно, как дважды два четыре. Я даже не опустился на колени и не проверил. Может, и стоило, чтобы убедиться и немножко позлорадствовать, но я уже и так знал – старому говнюку пришел каюк. Не скажу, будто я проронил хоть слезинку, однако меня подкосило. Я оперся на «хайлюкс».

В мозгах было все сразу – и ничего. Нет, ну господи… Наконец в голове забрезжили нормальные мысли. Двери распахнуты настежь. В восемь утра Кэп не откроет магазин, а уже в девять кто-нибудь возмутится – почему это ему не выдают заказанные вчера сосиски и бифштекс?! Я не собирался ждать, пока полгорода обвинит меня – типа, я наконец-то застал Гондона врасплох. Все в Монктоне знали про мои веские мотивы. Знали, каким Гондон был и что вытворял. Люди скажут – это я выбил домкрат из-под кенгурятника и расколол Гондону башку, словно арбуз. Все указывает на меня.

Я очень аккуратно двинулся к выходу, стараясь никуда не вступить. Оставил все как есть. По радио возмущенно орал какой-то злобный старикан. Свет продолжал гореть.

Я пошел к дому по боковой дорожке. Пришлось, правда, остановиться на секунду. Возле газовых баллонов. И блевануть прямо себе на кеды. Рвота была цвета горчицы. Я просто снял обувь и двинул дальше.

Темнота в доме. Я нащупал выключатель и испуганно дернулся, когда сработал холодильник. Боже, нервы совсем ни к черту.