Хлеб наемника
Шрифт:
Собственно, на это-то я и рассчитывал. Для боя важен еще и азарт или, если вам угодно, кураж. Но скажите, о каком кураже может идти речь, если атаковать приходится по уши в дерьме? Какая там благородная ярость, если в рот попала зловонная жижа, а глаза залепляет сонмище вездесущих мух? Тут не до боя… Сейчас бы — быстро найти какой-нибудь ручей (или лужу!) да отмыться как следует. Те, кто остался чистым, молчаливо радуются своему счастью, а те, кто «отмокает», мечтают порвать нас на кусочки. Зато мы получили то, что требуется, — первую победу.
Около
«Летучие» мальчишки доложили, что с нашей стороны имеется пять убитых и семь раненых. Прикинув, что соотношение своих и чужих потерь в норме, решил, что сегодня мы поработали неплохо. Для бюргеров…
На башнях и стенах бурно ликовали. Я подождал, давая людям выпустить пар, а потом гаркнул:
— Чего орем?! Вниз, за камнями!
С этими камнями тоже была проблема. Магистрат не мог понять — для чего я заставлял возчиков целыми днями возить битый булыжник из каменоломен, если им уже заполнены все улицы? Который-то там по счету бургомистр, что отвечал за порядок на городских улицах, приходил ко мне и зудел, что по Ульбургу не пройти и не проехать…
Это он, разумеется, преувеличил — завалены только улицы, примыкавшие к башням. Но, как подсказывал опыт, при осаде камня много не бывает! И убирать булыжники, оставшиеся на мостовых после успешной обороны, — это совсем не то, что расчищать завалы после снесенных стен и башен!
Может, не стоило держать людей в напряжении. Дать бы им сейчас отдохнуть, разрешить пропустить по кружечке вина. Но что-то мне подсказывало, что промежуток между первой и второй атаками будет небольшим. Возможно, герцог уже сейчас отдает распоряжение идти на штурм. Мокрая после стирки одежда высохнет на ходу, а злости у атакующих будет куда больше!
На всякий случай я решил обойти ближайшие посты на стенах. В общем и целом все было в порядке: помощь раненым оказана, запас камней пополнен. Смолы и арбалетных болтов пока вдоволь. Был, правда, не очень красивый случай. На участке между куртинами, что «держали» стеклодувы, двое стрелков — не то чересчур сердобольные, не то — излишне жестокие, добивали раненых, лежавших около рва…
— Отставить! — прикрикнул я, и те неохотно опустили арбалеты: — Кто разрешил?
Ко мне подошел тщедушный седоусый бюргер в накидке с капюшоном и золотым медальоном. Впалая грудь и непрерывное покашливание подсказывали, что мастер выбился в гильдейские старшины из стеклодувов:
— Ну я. А что? — удивился стеклодув.
— Зачем? — ответил я вопросом.
— Что — зачем? — не понял вопроса старшина, зайдясь в кашле. Откашлявшись и отплевавшись, он воинственно спросил: — А нужно живыми оставлять?
— Отойдемте в сторонку, — предложил я и, не дожидаясь согласия, потянул седоусого за рукав. Найдя укромный уголок, где нас не увидят
— Господин старшина, — как можно торжественней сказал я. — Я вас сердечно поздравляю. Вы только что стали военным преступником.
— С чего вдруг? — напрягся старшина стеклодувов.
— Да так, — будничным тоном пояснил я. — Тех, кто добивает раненых, объявляют вне закона! В случае, если Фалькенштайн захватит город, у вас не будет шансов уцелеть. И вам, в отличие от прочих гильдий, не откупиться.
— Можно подумать, что нам бы удалось откупиться, — усмехнулся седоусый. — Герцог, он нас ограбит в любом случае! Какой там выкуп, Артакс…
— Вы забыли добавить — господин, — заметил я. — Можно — господин комендант. Вам понятно?
Тщедушный стеклодув попытался что-то сказать, но, наткнувшись на мой взгляд, потупил очи и прокашлял:
— Понятно…
— Чувствуется, что Ульбург давненько никто не брал, — хмыкнул я. — К вашему сведению, старшина, герцог рассматривает город как свою собственность и не допустит, чтобы солдаты грабили дома. Ну а коли и допустит, то самое ценное горожане припрячут. А сам герцог не будет шарить по домам, а просто потребует выдать ему контрибуцию и… — насмешливо посмотрел я на стеклодува, — тех, кого он считает личными врагами. Ну, скажем, меня. В довесок ко мне тех, кто добивает его раненых солдат. Например, старшину стеклодувов…
Тщедушный начальник помрачнел, задумался на несколько секунд, а потом воспрянул и радостно заявил:
— Откуда он узнает, что приказ отдавал я? На моем участке — десять мастеров, сорок пять подмастерьев и ученики.
Я насмешливо посмотрел в слезящиеся глаза старика:
— Старшина, герцог узнает об этом достаточно просто. Думаете, он не оставил наблюдателей? А выяснить, кто стоял на этом участке, — раз плюнуть. Только вешать он будет не всю гильдию, а лично вас… Понятно, почему?
Старшина стеклодувов все понял. Уж коли ты командир — то и ответственность на тебе соответствующая.
— Ну а раз понятно, то идите и разъясните своим людям. Первое — там лежат раненые! Добивать раненых — это военное преступление, за которое положена веревка. Замечу — без мыла… Во-вторых, в данный момент они нам не опасны. Более того — полезны. Чем именно, додумаетесь сами. В-третьих, стрелы надо беречь. Судя по вашим стрелкам, — насмешливо добавил я, собираясь уйти, — на каждого раненого израсходовано штук по пять болтов.
— Господин… комендант, — бросил мне в спину стеклодув, — хотите сказать, что вы никогда не добивали раненых врагов?
Я развернулся и посмотрел на умника. Решил не кривить душой:
— Добивал. И не только врагов, но и своих. Если вас, старшина, ранят в живот, сами запросите, чтобы добили… А коли невмочь смотреть на врагов, ночью спустите со стен пару-тройку парней, и пусть они режут им глотки. Зато — никто не докажет, что это сделала ваша гильдия.