Хлеб сатирика
Шрифт:
— Скажите, а у вас в семье кто-нибудь страдал психическим расстройством?
— Нет, а что?
— Может быть, бабушка, дедушка или какой другой дальний родственник?
— Кажется, нет. Правда, вот у супруги моей иногда завихрения случаются… Но ведь ко мне это отношения не имеет?
— К счастью, нет.
Тем временем в коридоре разыгралась такая сцена.
— Вы Назаров, из четвертой палаты? — встретила прогуливающегося по коридору больного медицинская сестра. — Мария Александровна у вас была?
Больной ответил,
— Ну все равно, поведу вас прямо к консультанту. А то теперь он будет принимать только на будущей неделе.
И подхватила больного под руку.
Консультант, пожилого возраста человек, долго изучал санаторно-курортную карту, а потом спросил:
— Скажите, товарищ Назаров, а ушибов у вас не было? Может быть, в раннем детстве?
— Нет, доктор, не случалось.
— А может быть, вы занимаетесь боксом? Или играете в этот… как его называют… бейсбол?
— Нет, доктор, только в шашки. Иногда в домино. Но больше двух партий я никогда не выдерживаю. Терпения не хватает.
— В вашем состоянии и не следует себя переутомлять. Ну что ж, батенька, я тут напишу, какие надо провести исследования, а в следующую пятницу посмотрю вас еще раз. Больше гуляйте. Вот вам мой совет.
На следующий день началось лечение.
С утра того Назарова, что жаловался на головные боли, обработали мощной струей душа Шарко, а Назарова, страдающего повышенной возбудимостью, повели в физиотерапию на процедуру, изобретенную французским врачом д'Арсанвалем. Затем первого больного заставили принять пантокрин и несколько других тонизирующих средств, второй же получил сосудорасширяющие лекарства.
Ошибка разъяснилась лишь поздно вечером, и все как будто встало на свое место. Но утром, когда на дежурство пришла другая сестра, все началось сначала.
Перед тем, как отойти ко сну, Назаров-первый пожаловался:
— Что-то дует мне здесь у окна, боюсь, как бы не простудиться. Не поменяться ли нам кроватями?
Назаров-второй охотно согласился: ему все казалось, что в палате душно.
Рано утром новая сестра, войдя в палату, уверенно направилась к больному, который лежал у окна. Откинув одеяло, она решительным голосом сказала:
— Повернитесь на спину и приспустите трусы.
Назаров-второй молча повиновался.
А его однофамилец, переселившийся вчера вечером в угол, уткнулся в подушку и, задыхаясь от смеха, прислушивался, как охал и кряхтел сосед от болезненного, но, впрочем, невинного по своему действию укола…
Но настала и его очередь.
Сестра приказала Назарову-первому надеть пижаму и следовать за ней. Они долго шли по длинным коридорам, куда-то поднимались и опускались по лестницам, пока не очутились в подвальном помещении, над входом в которое висела табличка «Лаборатория».
Пожилая женщина усадила Назарова на стул и, подав ему длинный резиновый шланг, коротко сказала:
— Глотайте.
По
— Глотайте же, наконец!
Назаров судорожно вцепился зубами в шланг…
— Да не жуйте вы резину, а глотайте, я же, кажется, русским языком вам говорю. Вот взяли все в привычку шланги жевать, будто телята. Жуют и жуют… Так на вас инвентаря не напасешься… Глотайте!
…В палату Назаров-первый вернулся бледный и осунувшийся. Пользуясь отсутствием своего соседа, он опять передвинул кровати, решив, что лучше уж терпеть уколы, чем снова глотать какую-нибудь гадость.
И опять равновесие как будто восстановилось. Но ненадолго. Однажды, когда Назаров-первый находился в палате один, его позвала няня.
— Ты, милок, Назаров будешь? Так вот тебя там внизу какой-то гражданин дожидается…
Удивленный Назаров спустился вниз. В слабо освещенном вестибюле его заключил в объятия какой-то толстяк и громко, с причмокиванием, облобызал.
— Ну, как живешь-можешь, дружище?
Назаров пожаловался на расшатавшиеся нервы.
— Не говори, друг, не говори, нервы у нас у всех просто никуда! А я вот с печенью мучаюсь, узнал, что ты тоже в санатории, и решил навестить. Как там Петя, все сидит?
— Да нет, уже ходит.
— Свободно?
— Ну, не совсем свободно, иногда то за стул уцепится, то за шкаф.
— Болен, что ли?
— Слава богу, здоров. Но ведь не сразу же ребенок…
— Погоди, да ты какого Петю имеешь в виду?
— Как какого? Внука, конечно, своего.
И тут выяснилось, что толстяк приходится дальним родственником Назарова-второго и интересовался судьбой его племянника Пети, попавшего в каталажку за кражу.
Пришлось Назарову-первому извиниться и пойти на розыски своего соседа по палате. Поднимаясь по лестнице, он нещадно клял судьбу и ожесточенно стирал со щек следы поцелуев, которыми наградил его мнимый любвеобильный родственник…
Создавшееся критическое положение стало предметом разбирательства на общесанаторной летучке.
— В палате номер четыре, — говорил главный врач санатория, — оказались однофамильцы. Нестеровы, что ли…
— Назаровы, — хором подсказало собрание.
— Да я и говорю, Назаровы, — продолжал главный врач. — Средний и младший медицинский персонал путает их, отчего назначения врачей идут не по назначению. Происходят недоразумения с анализами и исследованиями, что еще больше затуманивает клиническую картину заболеваний обоих больных и тормозит их скорейшее излечение. Создавшийся конфликт можно было бы ликвидировать расселением Назаровых, но при нынешнем наплыве отдыхающих не вижу возможности… Поэтому предлагаю персоналу усилить внимательность и, если хотите, бдительность…