Хлопок одной ладонью. Том 1
Шрифт:
Какая ерунда в голову приходит. Впрочем, почему ерунда? В моем положении самая мелкая деталь может оказаться жизненно важной.
– Слышь, девка, а куда мы идем?
– спросил я, заранее изобретая себе подходящую для непонятной ситуации роль, никак не интеллигента, а так, приблатненного слесаря с ближайшего завода.
– Я вас вообще не трогал, в разборках ни с кем не связывался. Пушку не ношу, с ментами все тип-топ. Зачем я вам? А вы сами-то из каких?
Мне показалось, что половина сказанного женщине оказалась непонятна. Опять попал не туда?
Но тут же она ответила,
– Вы лучше говорите, как привыкли. Что же, думаете, я, кандидат филологии, с диссертацией по послевоенной русской лексике, не понимаю, как вы сейчас язык коверкаете? Не нужно.
Тут я натуральным образом обалдел. Уж чего-чего, а такого от «затруханной», той же лексикой выражаясь, женщины, пусть и с автоматом, не ожидал услышать.
Но нашелся.
– Интересно, мадам кандидат, кто же это вам позволил такую тему? Не то чтобы защищать, а вообще прикоснуться? При «батьке усатом» - посадили бы. При Хрущеве - ну, не знаю, в первые два-три года, может, и проскочило б. А потом… Да и, простите, год у вас нынче какой? И лексика моя вас теперь устраивает?
– Вы - из наших?
– странным шепотом спросила женщина и вдруг кинулась развязывать стягивающие запястья ремни. Получалось плохо, парни постарались, затянули на совесть.
Я указал глазами на штык-нож у нее на поясе. Нет, в самом деле, люди обвешались оружием, а для чего оно - просто не понимают. И снова, какой непрофессионализм, сказал человек пару слов на подходящем языке, и на тебе - руки развязывают. А вдруг бы я - тот самый враг, от которого они столь неграмотно обороняются? Но, похоже, сам того не подозревая, сказал нечто, позволяющее идентифицировать меня благоприятным образом.
– Из каких - из наших? А!
– сделал вид, что догадался.
– Из интеллигентов-диссидентов-шестидесятников? Так у вас здесь что, очередная гражданская война, что ли? И про год вы мне так и не ответили…
– Успеется, - в голосе женщины опять проскользнул холодок. Опять, наверное, я допустил какую-то оплошность, и она успела пожалеть о своем порыве. Так откуда мне знать, на самом-то деле, где я и что здесь творится? Допустим, эпоха насильственного свержения Советской власти, а здесь - лагерь ее последних защитников. Тогда я подставился.
Но дело было сделано, и филологичка велела мне идти дальше, а сама приотстала, держа ствол автомата на уровне моих лопаток.
Разминая затекшие руки, я продолжил спуск в неизвестность.
Не очень улучшилось мое положение. Что-то тут опять очень альтернативное, а я - дурак дураком и с совершенно пустыми карманами. Пачка сигарет и зажигалка «Зиппо». Все. Ножа, и того нет. Документов никаких, денег тоже.
«А деньги при чем?
– подумал я.
– Да хотя бы как вещественное доказательство своей непричастности к их забавам. Посторонний я!»
За тяжелой броневой дверью, действительно броневой, да еще и с массивным штурвалом кремальеры, оказался просторный тамбур с многочисленными трубами под потолком и по стенам. Пахло ржавчиной и кошками. Справа и слева двери, тоже металлические.
Женщина приказала открыть левую.
В неярком свете забранных сетками ламп передо мной открылась длинная сводчатая
Весьма напоминает залы и запасники Артиллерийского музея в Ленинграде.
Глубокая ниша во втором от входа зале была обставлена, как кабинет хранителя этого богатства. Старый письменный стол, старый диван с круглыми валиками и зеркалом вдоль верхнего края спинки. Каталожные ящики до потолка, всякая рухлядь по углам, может быть, имеющая историческое значение, но никак не товарную ценность.
Бывал я в подобных местах, неоднократно. Помещения музейных фондов и кабинеты сотрудников везде выглядят почти одинаково. Что в Эрмитаже, что в каком-нибудь областном краеведческом. Органически эти люди не могут выбрасывать старые вещи, мебель в том числе, если она непрерывно и автоматически превращается в антиквариат.
За столом пил чай с черными сухарями старик с узким морщинистым лицом, глубоко посаженными глазами и орлиным носом. Было ему лет восемьдесят, но выглядел он крепким, жилистым и очень напоминал капитана Кусто.
К этому мы тоже успели привыкнуть. Все «видения и посещения», которые устраивали потусторонние силы, обязательно базировались на образах, ассоциациях и аллюзиях, извлеченных из нашей собственной памяти. А больше откуда взять? Увидели мы один раз с Сашкой не для нас приготовленные декорации, так это было то еще зрелище!
Жуткое, честно сказать…
И сейчас при воспоминании морозцем дернуло по коже.
…Тогда, в Замке, направляясь к кабинету Антона, мы элементарным образом заблудились. Такого просто не могло быть на этом, многократно исхоженном пути. Но тем не менее, пройдя нужное количество лестниц и коридоров, оказались не на пятом этаже, а на первом, перед обширным холлом, двери которого выводили к главным воротам и подъемному мосту.
– Увлекательно, да?
– Шульгин поджал губы и посмотрел на меня, как бы в надежде на сочувствие. Я неопределенно пожал плечами. Больше всего мне хотелось, не задерживаясь, проследовать по предложенному маршруту: за ворота и дальше. Но, не будучи по-настоящему отважным человеком, я самолюбив и упрям. И ни за что не позволил бы себе проявить слабость, даже если свидетелем этого - один Сашка.
Второй раз мы попробовали добраться до цели на лифте. Он привез к дверям моей комнаты и дальше просто не пошел.
– Что делать будем, экстрасенс?
– теперь я смотрел на Шульгина с некоторой растерянностью.
– Можно, конечно, позвонить Антону, посоветоваться. Но лучше давай еще раз попробуем. Есть идея…
Идея оказалась не слишком плодотворной. То есть по замыслу она была, может быть, и хороша, но Замок, или некие силы, захватившие контроль над ним, не дремали. И в результате мы заблудились всерьез.