Хлорофилия
Шрифт:
Трава росла повсюду. Средний стебель достигал высоты в триста тридцать метров.
Однажды летом 2065 года за двое суток трава, появившись ниоткуда, превратила огромный город в декорацию сюрреалистического фильма. Она пришла и больше не уходила.
Но жизнь вошла в привычную колею. Большая часть общества укрепилась в мысли, что граждане Москвы имеют дело с инопланетным нашествием, что споры травы занесены из космоса, что разумна либо сама трава, либо те, кто ее насаждает. Иначе как, черт возьми, объяснить тот факт, что ни один из десятков тысяч стеблей никогда не повредил человеческой инфраструктуры, ни дорог, ни тротуаров, ни зданий. Трава не оборвала ни единого
Сорок миллионов человек проснулись и увидели, что они больше не хозяева своей земли. Им оставили все их железо, весь камень, весь асфальт, всю пластмассу – отобрали только почву и солнце.
Победить траву было нельзя. На месте уничтоженного стебля вырастал новый, точно в течение пятидесяти часов. Повалить отдельное растение мог любой желающий. В первые месяцы этим занимались сотни тысяч профессионалов и добровольцев. Разбей топором чешуйчатую кору – под ней изумрудная мякоть. Трое рабочих за два часа – если с перекурами – могли срубить даже самый крепкий взрослый стебель, но спустя несколько часов на его месте появлялся новый, такой же. Скорость роста потрясала. Многие с непривычки падали в обморок, когда видели, как из земли лезет к солнцу черно-зеленое острие – это напоминало древние мифы о гидре, которой нельзя рубить голову, иначе на месте одной отрубленной вырастали две новых. И почему, кстати, то фантастическое чудовище назвали гидрой, если гидра в переводе с греческого значит «вода»? Может, та первая гидра и была стеблем травы, пожирающей воду и солнечный свет?
Около сотни экстренно созданных специализированных научных центров занимались проблемой искоренения заразы. Все выделенные средства – огромные – были освоены до последней копейки, но без практического результата. Наука не смогла объяснить, почему стебли появились именно в Москве, а не в калмыцкой, допустим, степи. Трава не принадлежала ни к одному известному виду или семейству растительного мира. Собственно, она вообще не являлась травой – скорее, это была колоссальная грибница, где все зеленые лезвия связывались единой корневой системой и происходили, вероятнее всего, от одного-единственного семени, которое было либо занесено из космоса, либо подброшено геополитическими врагами России как биологическое оружие, либо лежало в земле миллионы лет, чтобы однажды ожить и прорасти по загадочным причинам.
Корневая система уходила на многие километры вниз. В гиперполисе изменились климат, температурный режим и состав атмосферы. Подобно любому растению, гигантская трава испаряла 99 % взятой из грунта влаги. Столица России обратилась в болото, звенящее кровососущими насекомыми. Ветер перестал продувать пространства меж зданиями, улицы превратились в ущелья, где в самые солнечные и свежие дни царил влажный полумрак. Зато над землей, на высоте четверти километра, повисло огромное облако чистейшего кислорода.
Много надежд было связано с наступлением первой зимы. Эксперты предполагали, что трава теплолюбива и не выдержит морозов. Правительство собиралось приурочить к февральским холодам тотальную вырубку. Но загадочные растения никак не отреагировали на отрицательные температуры, и кампания по зимнему повалу закончилась крахом. Новые побеги появились на месте уничтоженных как ни в чем не бывало, набирая рост и массу с одной и той же
Был создан проект «Плита». Стебель срезли, заподлицо с почвой, разрушали корневище, вынимали грунт на глубину в пятьдесят метров, устанавливали заслон: бутерброд из титановых плит, меж ними – прочный железобетон китайского производства. Спустя двенадцать часов веселый зеленый побег пробивал заслон насквозь и за двое суток достигал своей обычной высоты.
Был создан проект «Дровосек». Специальный робот, находясь в точке роста стебля, срубал побег, едва тот вырастал хотя бы на метр – тогда растение пускало боковой отросток и выходило из земли в нескольких метрах рядом с глупым механизмом.
Были другие, столь же простые и якобы эффективные проекты и способы борьбы – физические, химические, – все они потерпели крах.
За следующие десять лет в городе было снесено три четверти малоэтажных зданий – на их месте возвели стоэтажные небоскребы. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь стебли, иногда достигали пятидесятых этажей и весьма часто проникали на шестидесятые этажи. На семидесятых было очень терпимо, на восьмидесятых люди загорали, на девяностых – наслаждались, как если бы травы вообще не существовало.
А на сотых этажах жили китайцы. Все работники Сибирско-Китайской Свободной Экономической Зоны имели двойное гражданство и, как граждане России, получили право свободно покупать московскую недвижимость. Пока не скупили самую лучшую.
Через год после того, как вся Москва заросла травой высотой с Останкинскую телебашню, мякоть невиданного растения стали употреблять в пищу.
Через полтора года все работы по искоренению были остановлены, результаты засекречены, пожирание мякоти – запрещено под страхом уголовного наказания.
Через пять лет подходить к самому растению уже считалось дурным тоном, дотронуться значило оскорбить общественную мораль. Даже говорить о траве в публичных местах избегали. Но если о первых случаях травоедения с возмущением писали все газеты, то спустя полдесятилетия пожирание мякоти уже считалось тяжелой стыдной болезнью, чем-то сродни сифилису или наркомании.
Неизвестно, кто первый вкусил от стебля. Однако Савелий познакомился с оригинальным бранным словом «травоед» еще в начальной школе, через три года после того, как трава атаковала Москву. Новое модное ругательство примерно соответствовало старинному и универсальному эпитету «козел» (ведь козлы тоже травоядные), – или даже превосходило по тяжести нанесенного оскорбления. За «травоеда» можно было легко получить в морду. Савелий несколько раз получал и сам давал. Эпоха абсолютного процветания не отменила честных мальчишеских драк.
Четырьмя годами позже родители накопили наконец нужную сумму и перебрались в современную башню, на сорок девятый этаж. К тому времени социальное расслоение шло полным ходом: жильцы средних и верхних уровней пользовались отдельными входами и отдельными лифтами, где самую нижнюю кнопку украшала цифра «25».
В тот же период своей жизни Савелий увидел первого настоящего травоеда.
Однажды лучший друг Гарри Годунов предложил для расширения кругозора прокатиться на окраину города, в Восточное Крюково – густо заросшее стеблями скопище лужковских домов между Третьей и Четвертой Кольцевыми Дорогами, настоящее гетто а-ля «кризисные десятые». Савелий, благоразумный бесконфликтный паренек, не слишком рвался в сомнительный вояж, но не хотел выглядеть трусом в глазах товарища, известного хулигана и философа.