Хмара
Шрифт:
Под серым налетом грязи на лице у Никифора проступил румянец.
— Что ж, — сказал он внезапно охрипшим голосом. — Если вы догадались, то помогите мне… — Он опустился на пенек, осторожно вытянув больную ногу. — Мне укрыться где-нибудь… На время. Пока подживет нога.
Дарья Даниловна ответила ему не сразу. Нелегко сказать «да», когда за это можно заплатить ценою собственной жизни. Но сказать «нет» тоже не могла. А Никифор, видя нелегкое раздумье женщины, заподозрил неладное: «Уж не обдумывает ли она, как выдать меня немцам?..»
Дарья Даниловна Козлова — бывший
Так и сказала:
— Сховаю тебя покуда в своей хате, а поправишься — побачим.
— Спасибо, — выдавил из себя Никифор.
Он колебался: довериться ли этой женщине или поставить свои условия, при которых она не смогла бы безнаказанно его предать.
— Мы тебя в возке довезем. Хворостом завалим и довезем…
«А-а! — решил Никифор. — Будь что будет!»
— Ты племянником моим скажешься, — толковала женщина. — Меня зовут Дарья Даниловна, а по фамилии Козлова. А тебя как величать?
Вопрос застал Никифора врасплох.
— Дмитрием… э-э… Махиным.
Это была первая пришедшая на ум фамилия — фамилия мужа сестры. Он почему-то полагал, что свою настоящую фамилию должен скрыть. Словно не все равно, под какой фамилией умирать, если попадешься в лапы к немцам!..
Дарья Даниловна свалила с возка хворост, разостлала на днище траву. Никифор полез туда с автоматом в руках, но Дарья Даниловна запротестовала:
— Господь с тобою, Митя! Свою стрелялку здесь оставь. Обыск в хате сделают, тогда верный конец. А так еще попробуй докажи, что ты не мой племянник!..
Никифор слабо улыбнулся: женщина оказалась не такой уж простоватой, а самое главное — он начинал ей верить.
Автомат он спрятал в дупле старой ивы. Огляделся, запоминая место.
В маленькой ручной тележке пришлось лежать боком, скорчившись в три погибели. Сверху Дарья Даниловна с помощью Маруси соорудила перекрытие из хвороста, но, как ни старалась, не сумела уложить хворост так, чтобы при движении возка он не беспокоил больную ногу Никифора. Стоило возку тронуться, как большие и мелкие сучки стали долбить, сверлить тело. Никифор изо всех сил упирался в хворостяной настил, чтобы создать промежуток между ним и собой. На ухабах возок раскачивался, хворост давил с двойной тяжестью, и Никифор скрипел зубами от боли.
Время от времени Дарья Даниловна останавливалась передохнуть и шепотом окликала:
— Митя? Как тебе?
— Ничего. Нормально, — отвечал Никифор. Снова катился возок и снова мучился от боли Никифор. Тело его обсыпало скользким потом, руки одеревенели.
Шелест деревьев прекратился, а стук колес стал звонче — Никифор догадался, что выехали из леса. Вскоре рядом послышалось квохтанье кур, мемекнул теленок, где-то хлопнула дверь и женский голос певуче произнес:
— Коленька-а! Иди, сыночек, к маме. Ну? Ножками топ-топ…
Потом грубый мужской бас прокричал:
— Эй, а ну погоди!
Возок
— В плавни ездила? А пропуск имеешь?
— Как же, господин Эсаулов! Вот он. Раевский вчерась выдал, — взволнованно зачастила Дарья Даниловна.
— Гм! — откашлялся бас.
— А это зачем у тебя?..
Он подошел вплотную к возку — Никифор слышал его сиплое дыханье — и выдернул клок травы из-под самого бока Никифора.
— В пропуске сказано, дозволяется заготовка дров, а про траву ничего не сказано. Это как?
— Я не знала, господин Эсаулов… Завсегда в плавнях для скотины косили!
— Не знаешь, шалава? При Советской власти, небось, все знала, а теперь не знаешь! — разгневанно зарокотал бас. — Вот я заставлю свезти возок в сельуправу, тогда узнаешь! Сколько сегодня привезла?
— Первый это, хоть до хаты пройдить да поглядить, — залопотала Дарья Даниловна.
Господин Эсаулов посопел носом и сказал:
— На этот раз прощаю. А в следующий… — Он еще посопел и неожиданно предложил: — Если хочешь корма запасти, держи со мною связь. Я сам выпишу пропуск и достану лошадь… Только так: два воза ко мне свезешь, один — к себе. Я зла людям не желаю, заготовляй, сколько надобно. Но только чтобы было по закону. Согласна?
— Согласна, — пролепетала Дарья Даниловна.
— Ну, прощевай. Пришлю сказать, когда лошадь будет, — сказал Эсаулов.
Возок вновь заскрипел, закачался. Никифор перевел дыханье. А что пережила за эти минуты его спасительница, он и представить себе не мог.
Навстречу им выскочила из хаты старшая дочь Дарьи Даниловны — Поля.
— Вы, маманя, будто на торги ездили, а не за дровами. Ить вечер на дворе! Чего так долго?
Маруся, шагавшая рядом с матерью, молча показала сестре язык.
С удивлением Поля смотрела, как мать затолкала возок в сарай, а не свалила хворост в углу двора, как обычно. Маруся осталась разгружать. А мать плотно прикрыла дверь сарая и молча поманила старшую дочь за собой в хату.
В десятом часу вечера Зоя Приданцева с пустым глечиком и самодельным бумажным ковриком подходила к хате Козловой. Коврик с розовыми лебедями на густо-синем озере Зоя несла в подарок Дарье Даниловне. Через плетень девушка увидела, как из хаты, гремя подойником, выскочила Поля и помчалась к хлеву. «Поздно доят, — отметила Зоя. — Мои соседи давно с коровой управились и спать легли».
Она толкнула незапертую дверь и очутилась в темных сенцах. В сенцы выходили три внутренние двери. Правая вела в нежилую половину хаты; там на земляном прохладном полу лежала кучка семенного проса, в углу стояла кадка с мукой, по стенам развешаны на гвоздях связки сухих кукурузных початков. Прямо — вход в продолговатую кухоньку с широкой, как кровать, лежанкой. В ней, собственно, и жила Дарья Даниловна с дочерьми. Слева — кладовка, дверь которой никогда не запиралась, потому что, кроме старых мешков и рухляди, там не было ничего. Все это Зоя знала — она не в первый раз была в гостях у Козловой.