Хмельная музыка любви

Леонидова Людмила

— Самолет — это такой кайф! — не обращая внимания на слова Саввы, громко восхищалась Луша.

— Ты мне, Лукерья, зубы не заговаривай! — загружая чемоданы в багажник, продолжал сердиться Савва. — До Жениной кредитки дорвалась?

— Что вы, Савва Васильевич? Я ни-ни! А это все для служебного пользования! — показывая на багаж, возмутилась Луша. — Женя не велела тратиться, она мне денег так дала, а кредитной карточкой разрешила пользоваться только в крайнем случае.

— Так что, у тебя крайний случай произошел?

—

Конечно! Платья для выступления в самый последний момент нашла, когда денег уже пшик… не осталось, понимаете?

— Что тут не понять? Деньги, они свойство одно имеют — испаряться не пойми куда!

— Нет, у меня ничего не испарилось. Все как надо потрачено. Женя велела потом отчет написать. Я его всю дорогу до Москвы сочиняла.

— Сочинила?

— А то!

— Я думал, что ты во Франции сапоги себе купишь, — оттаял Савва, глядя на счастливое лицо Луши и забыв про чемоданы.

Луша посмотрела на ноги:

— Зачем мне сейчас сапоги? Лето ведь!

— Сапоги-скороходы. Ты ведь курьером собираешься в нашей компании служить? Сапоги точно были бы для служебного пользования. А ты платья для выступления!

— А-а… Я, Савва Васильевич, еще точно не решила, где буду служить.

— Что так? После Парижа передумала?

— Вот Миша, то есть Михаил, меня к себе в сыскное агентство приглашал.

— Ишь ты. Разок гульнула в ночном клубе и уже сыщицей стала?

— Я вовсе там не гуляла. А две профессии совмещала — танцовщицы и сыщицы. И Миша сказал, что у меня талант.

— Постой-постой, какой еще талант может в ночном клубе проявиться? — насторожился Савва.

— Ну вы не о том! Я-то о способностях сыщицких.

— Ах сыщицких! — повторил с иронией Савва.

— У вашего друга в агентстве ведь женщины есть.

— Так, оставим эту тему.

— Почему?

— Мы тебя из твоей деревни вытащили, нам с Женей и решать, куда тебя определить. А вот о том, что ты столько тряпок накупила, придется…

— Говорю же, не тряпки, а костюмы для выступления! — чуть не плача простонала Луша.

— Экая ты, Лукерья, упрямая. Нет, чтобы музей, Лувр, к примеру, посетить.

— Я посетила.

— И что?

— Красотища. Могу подробно рассказать. Я записала все. Не думайте, что если из деревни, то только коров доить умею.

— Ладно, — примирительно проговорил Савва. — Про Лувр потом расскажешь. Меня Ира интересует. Как ты ее довезла, как в клинике разместила. Как доктор этот, хорош или плох?

— Довезла хорошо. Сами же знаете, самолет санитарный. Там только больные и те, кто за ними ходит.

— Ухаживает, надо говорить.

— Не придирайтесь!

— А ты не груби!

— Ладно уж. Что вы все меня воспитываете да воспитываете!

— Ишь как после Парижа разговорилась!

— Значит, так, ей, Ире Иноземцевой, укол сделали еще до самолета,

и она спала всю дорогу как забитая.

— Про людей так не говорят.

— Хорошо, — смиренно согласилась Луша. — Там, в Париже, в аэропорту нас машина санитарная встретила и сразу же за город в больницу отвезла. Я даже глазком на столицу не успела взглянуть. Только на обратном пути. А знаете, Савва Васильевич, как хотелось? По магазинам, и многое еще чего!

— Ты что, Лукерья, задание забыла? А еще в сыщицы собралась.

— Ну вот я и говорю, хотелось, но не сделала. Раз меня к ней приставили, я кремень!

— Ты хоть с ней там разговаривала?

— А то! Когда Ира проснулась, сразу стала маму звать. Я ей объяснила, чтобы не раскисала. Мама ее в Москве. А я ей в помощницы и охранницы определена, пока. «Вот у меня мамки и вовсе нет, звать некого». «Это как? — спросила она. — Мать должна быть у каждого». Я ей разобъяснила, что у подкидышей матерей не бывает. Поэтому я крепкая. За себя постоять могу. Не на кого надеяться. Если только на вас с Женей, Савва Васильевич. Правда, Миша сказал, что на него тоже можно.

— Это действительно так, Мишка — верный человек, — серьезно подтвердил Савва.

— Вот я ей и пыталась вдолбить, чтобы она больше ничего не боялась и чтобы у нее воля против этой дури вырабатывалась. Рассказала, как ее из клиники в Москве пытались похитить, и если бы я вам не сообщила… Вообще-то после всего у Ирки вашей в голове такая каша. Она все про Симу спрашивала, которая ее племянницей своей считает.

— Не такая уж каша, раз Симу припомнила, — заметил Савва.

— Вот поэтому я попыталась выяснить, не вспомнит ли она, кто ее в дом к Артуру Олеговичу привез.

— Вспомнила?

— Не-а. Про Леху твердила, про то, как вены порезала, потому что понимала, что отца подставляет.

— И разоряет.

— Да, я ей объясняла. Оказывается, этот Леха, подлец, разговор с родителями сначала с ней прорепетировал.

— До этого не знала, что подставляет? — усмехнулся Савва.

— Ну что вы о ней так? Она девчонка ничего. Ведь сама же захотела первый раз лечиться и вылечилась. Если бы за нее снова не взялись.

— Знаешь, что, Лукерья, я тебе на будущее скажу. От этого единицы вылечиваются. Крутые мужики не могут. А тут девчонка хрупкая. Начинать не надо. Надеюсь, ты то хоть это понимаешь?

— Ну что вы на меня-то напали?

— Не обижайся, я на всякий случай. Москва, она, знаешь какая, не безобидная!

— Уж видела там, в ночном клубе! Мужики сразу и деньги предлагали, и квартиру снять.

— Прям так в очередь за тобой выстроились!

— Не верите? Я не вру! Один подсел после того, как Леха отвалил, и зашептал на ухо: мол погибнешь ты тут, деваха новенькая. Отдайся, мол, мне. Я тебя озолочу. Хату сниму.