Хобби на любителя

Руденко Борис Антонович

– А-а-а!
– стонут трубы.
– Ломи!!! Р-раз! А ну!

...Я выпустил из руки обломок стула и осмотрелся. Стеклянная пыль лежала на полу. Сервант, правда, остался цел.

– Однако, - хрипло сказал я, не узнавая свой преступный голос.

– Можно вылезать?
– жалобно спросили откуда-то снизу.

Я заглянул под стол. Кочетков, скорчившись, держал под мышками свои драгоценные бутыли.

– Все в порядке, - неуверенно заверил я.

Кочетков покряхтел, выбрался из-под стола

и сразу отошел подальше.

– Неожиданная реакция, - сказал он после короткого молчания. Совершенно не имеет аналогов. Обычно во время сна-воспоминания испытуемый производит какие-то специфические, узкопрофессиональные движения, но так бурно этот процесс еще никогда не происходил.

– Все движения, произведенные мной, имели специфический, узкопрофессиональный характер, - злорадствовал я.
– Продолжим?

– Продолжим, - тут же согласился Кочетков. Кажется, его энтузиазм совсем не пострадал.
– Сейчас я новые стаканы достану.

В этот момент во входную дверь застучали и зазвонили одновременно. Кочетков осторожно поставил бутыли в угол (подальше от меня) и бросился открывать. На лестничной площадке стояли два дружинника с повязками и третий - лысый, отчего-то в пижаме, но тоже с повязкой на рукаве.

– Что тут происходит, товарищ Кочетков?
– спросил лысый, пытаясь пролезть в квартиру.

Кочетков растерянно молчал. Один из дружинников, молодой черноволосый парень, смущенно хмыкнул.

– Соседи жалуются, - сказал он, кивая на лысого.
– Стучат у вас.

Лысый проницательно крутил головой и втягивал носом воздух.

– Определенно самогон, - с печальной уверенностью произнес он.

Я понял, что пора вмешаться.

– В чем, собственно, дело, товарищи?
– я общительно улыбался, демонстрируя спокойное и добродушное недоумение.

– Ничем не пахнет, что вы, в самом деле?
– негромко обратился к лысому второй дружинник.

– Я помогаю своему товарищу в перестановке мебели, - объяснял я. Случайно уронили стол. Мы вас потревожили?

Я спросил это у лысого с максимальной теплотой.

– Что вы выдумываете, Зиновий Аркадьевич, - запоздало очнулся Кочетков, - какой еще самогон?

– Товарищ Кочетков, я вас официально предупреждаю, - веско произнес лысый Зиновий Аркадьевич.

– Еще и одиннадцати нет, - вставил я.

– Пожалуйста, осмотрите квартиру, - оскорбленный Кочетков широко распахнул дверь.

Зиновий Аркадьевич тут же просунулся в прихожую, но первый дружинник, его остановил:

– Куда вы? Так нельзя. Мы не имеем права. Вполне приличные люди...

– Трезвые, - тихонько добавил второй дружинник.

Зиновий Аркадьевич приблизился к нему вплотную и интимно зашептал в самое ухо, однако дружинник отрицательно покачал головой.

– Нет, ни

в коем случае. Мне вообще кажется, что этот вызов был напрасным, - сухо произнес он.

– Молодой человек, - торжественно начал Зиновий Аркадьевич, - не считаете ли вы, что...

– До свидания, - сказали нам дружинники, - извините за беспокойство, и прикрыли дверь.

– Это один из ваших друзей, прошедших через воспоминания о тяжелом прошлом?
– осведомился я.

– Это сосед, - ответил Кочетков.
– Удивительно неприятный человек. Подозревает меня в чем-то. Кажется, даже следит за мной.

Сквозь неплотно прикрытую дверь было слышно, как Зиновий Аркадьевич сурово осуждает бездеятельность, безответственность и политическую близорукость.

– Черт с ним, - подвел я итог инциденту.
– Пошли попробуем еще разок.

Мы вернулись в комнату, и Кочетков раздобыл новую пару мензурок.

– Мне кажется, не имеет смысла углубляться в далекое прошлое, - сказал я.
– Не думаю, чтобы профессиональные навыки моих дальних родственников представляли интерес сегодня. Во всяком случае, как хобби. Поищем где-нибудь поближе.

Кочетков не возражал. В этот раз он налил в стакан совсем немного желтого препарата. Буквально несколько капель. Я глубоко вздохнул и выпил. Все-таки на вкус эта настойка была довольно горькая. Настоящая микстура...

– Ну, теперь что?
– спросил Кочетков через несколько минут.

– Удивительно, - сказал я.
– Как раз то, что нужно. Где закрепитель?

Изобретателю препарата не терпелось узнать, чему же я научился, но, как настоящий исследователь, он умел сдерживать любопытство.

– Пока передохните, - предложил Кочетков, - мне надо подмести осколки.

Он вышел на кухню, стал чем-то громыхать и передвигать тяжелые вещи, по-видимому, из всей утвари веник в этой квартире был спрятан надежней всего.

– Я же говорил!
– раздался знакомый голос. В нем звучали нотки торжества, местами переходящего в ликование.

Зиновий Аркадьевич стоял в комнате перед самым столом и тыкал пальцем в желтую бутыль. Он был с той же красной повязкой на пижамном рукаве. Теперь я рассмотрел на ней выцветшую надпись: "Первая линия".

– Вы как тут оказались?
– строго спросил я.

– Дверь была не заперта, - отмахнулся он.
– И все же это самогон. Я очень редко ошибаюсь, молодой человек. Я всегда считал Кочеткова темной лошадкой. Недаром от него ушла жена.

– Вы-то откуда знаете?

– Но ваше дело, - огрызнулся Зиновий Аркадьевич, но все же объяснил: От общественности не укроется ничто.

Каждое его слово было весомо и значительно, словно падающий кирпич. Я решил выпихнуть его вон, но внезапно раздумал.