Хоббит, который познал истину
Шрифт:
— Понятно. Значит, ты не справилась с управлением страной, все развалила и отправилась разрушать другую страну. Так получается?
— Зачем ты так говоришь?! Я не хотела все испортить и, вообще, я не так уж много и испортила. Мой мир — это игра, правда?
— Ну да, правда.
— А что плохого в том, чтобы испортить игру или даже проиграть? Игра на то и игра, чтобы одни выигрывали, а другие проигрывали. А вот твое Средиземье — это настоящий мир.
— Ты хочешь и здесь устроить то же самое?
Натка вздохнула.
— Кого волнует, что я хочу… Ты вернешь меня обратно? Или сразу убьешь?
С
— Нет, Натка, — сказал я, — я не буду убивать тебя. И я не буду возвращать тебя обратно в твою башню. Я придумал кое-что получше.
9
— … А потом я обрубил оба канала — в Арканус и в Междусетье. Вот и все. Что скажешь по этому поводу?
— Что тут можно сказать? По-моему, ты поступил правильно, в новом Средиземье Натка не нужна, а в старом пусть будет. Если тот мир продержится еще какое-то время, можно будет потом заглянуть, посмотреть, что она там наворотила. В самом худшем случае, у нас есть резервные копии всех субъектов, мы сможем все восстановить. Не грузись, ты все сделал правильно.
Я почувствовал некоторое облегчение. Я и раньше думал, что принял верное решение, а после слов Уриэля уверился в этом окончательно. И для меня стали неожиданностью слова, которые произнесла Нехалления.
— А что будет с обитателями старого Средиземья? — спросила она. — Ты о них подумал? Или вы окончательно списали их со счетов?
— Нехалления, — мягко проговорил Уриэль, — старое Средиземье может прекратить существование в любой момент. Считай, что его уже нет. Мы создали новый мир, и он теперь — единственное настоящее Средиземье.
— Это вы так думаете! А на самом деле теперь есть два Средиземья, и то, что вы создали новый мир, не снимает с вас ответственности за судьбу старого.
— Почему это с нас? Мы не создавали старое Средиземье! Пусть те, кто создавал, и несут ответственность.
— Но вы вмешались в судьбу этого мира. Значит, вы приняли свою долю ответственности.
Уриэль раздраженно потер лоб.
— И что нам, по-твоему, следует делать, Нехалления? — спросил он. — Уничтожить оригинал нашего мира, чтобы его жители не страдали? Или создать третью копию, а потом четвертую и так далее? Или разогнать хозяев сервера и самим стать его хозяевами? Я бы не возражал против такого варианта, если бы знал, как его осуществить. Пойми, Нехалления, мы ничего не можем сделать со старым Средиземьем, ничего! Мы сами по себе, оно само по себе, нас больше ничто не связывает. Если тебе спокойнее, считай, что его нет. Хочешь, завтра я скажу тебе, что его больше нет? Ты все равно не сможешь проверить.
— Почему это я не смогу?
— Разве ты знаешь IP-адрес этого сервера? И разве ты сможешь самостоятельно проверить его существование?
— Нет, но… неужели ты солжешь мне?
— Если это будет нужно, чтобы успокоить твою совесть, то солгу. Непременно.
На этом разговор и окончился. Кажется, Нехалления обиделась.
10
Мы сидели в Вечном Лесу, дым костра щекотал ноздри, а когда ветер дул в нужную, вернее ненужную, сторону, глаза
Леверлин озабоченно посматривал на небо, вполне возможно, скоро пойдет дождь. Можно, конечно, прикрыть костер магией, но это будет совсем не то. Главная прелесть обеда на природе — абсолютная естественность всего окружающего, первобытное чувство единения со всем сущим, слияния с первозданным. А какая может быть естественность, если капли дождя соскальзывают по невидимому щиту? Поэтому лучше, чтобы дождь не пошел.
Я лежал на смятом плаще, брошенном прямо на траву. Я рассеянно жевал травинку и смотрел в небо, затянутое темно-серыми облаками. Было бы неплохо выкурить трубку, но для этого надо вставать, а вставать не хочется. Как долго я не отдыхал! Какое, оказывается, счастье — просто поваляться на траве, ни о чем не думая и не загружаясь никакими заботами.
Я повернул голову и увидел на лице Уриэля отражение своих мыслей. Мы посмотрели друг на друга и синхронно улыбнулись, мы поняли друг друга без слов, с одного взгляда. Хорошо иметь такого друга.
Борга, секретарша, служанка и наложница Леверлина, старательно нанизывает куски баранины на длинные вертела. От запаха шашлыка во рту непроизвольно выделяется слюна. Шашлык… Мог ли я подумать три без малого года назад, что смогу произносить слово орочьего языка, не испытывая никаких особых эмоций? Я всегда понимал, что наша исконная ненависть к оркам давно стала пережитком древнейших эпох, но мнимые причины вражды народов всегда искореняются гораздо дольше и труднее, чем действительные. А теперь… шашлык, шаурма, хачапури, хванчкара, каберне, чебурек, мукузани… нет, мукузани мне не нравится, лучше уж вазисубани, хотя с хванчкарой из орочьих вин ничто не сравнится.
Интересно, кстати, почему из орочьего языка в аннурский вошли слова, означающие только названия блюд и вин? Я задал этот вопрос Уриэлю, и тот моментально ответил:
— Ятаган.
Рядом, но за пределами моего поля зрения, где-то сзади, рассмеялась Лора.
— Тот, кто программировал орков, — сказала она, — не любил грузин.
— Кого?
— Грузин. Есть такой народ в реальном мире. Все слова, что ты перечислил, взяты из грузинского языка. Только насчет шаурмы я не уверена. И чебуреки…
— А почему не любил? — не понял я. — У орков хорошие блюда и напитки, в чем тут нелюбовь?
— Ну как ты не понимаешь! Орки считаются плохими. А значит, если они будут похожи на грузин, грузины тоже получаются плохие.
— Да ну тебя, ерунда какая! Орки не плохие, они нормальные.
Лора захохотала, и Уриэль присоединился к ее смеху.
— А ты, Хэмфаст, понемногу становишься настоящим магом, — сказал он, отсмеявшись. — Приобретаешь настоящую мудрость, достойную широту взглядов и убеждений…