Хочу быть богатой и знаменитой

Мальцева Ольга

— Килька — это что? — Гаррик явно был озадачен.

— Не что, а кто! Сеньку она иной раз так обзывает.

Лиля тряхнула кудрявой головой:

— Я правильно поняла? Мы ей глаза завяжем. Выводим из машины и…?

— И я вас на крыльце жду! Караулю эту Ингу Яновну Знаменскую. Вдруг старушка про нас забыла и соберется смыться? Дальше прослушиваемся, и едем в кафе.

— Девчонки, Пиночка — на прослушивание, а Кильку нашу куда? — Гаррик в недоумении огляделся, как будто няню искал.

— Ты останешься в машине вместе с Сеней, — Лиля даже

мысли не допускала, что она составит Гаррику и малышу компанию.

Ободряюще похлопала друга по руке:

— Гаррик, ты только что сказал, что готов стать папой — вперед! Ко всему вы всегда находили с мелким общий язык. Погуляете, посмотрите на птичек-кошечек-собачек. Мы же не долго. Не боись! Если что — звони, мы — рядом.

— Ладно, я попробую, — только в мужском голосе уверенности не было.

— Через полчаса буду у Пиночки во дворе.

— Все! Как говорит мой братик — по коням!

И все разошлись в разные стороны.

Окна консерваторской преподавательской выходят на центральную аллею. Инга Яновна в ожидании стояла и смотрела за всеми, кто бродил там, благо сама аллея начиналась прямо у крыльца. Все утро заметно нервничала, была более резкой с учениками, не стала присоединяться к чаепитию коллег на большом перерыве. В напряжении и подспудным страхом ждала. Ждала новую ученицу — так она себя убеждала. Конечно новую ученицу. А глаза выглядывали девочку в нелепых штанах и бейсболке. А может быть, рядом с ней появится по-юношески стройная, мужская фигура. Стояла, теребила платочек и ждала.

Вдруг ее взгляд зацепился за странную парочку. Две девушки, одетые очень нарядно, шли вдоль аллеи, у одной завязаны глаза широким ярким шарфом. Обе шли осторожно и медленно. А вот и персонаж, которого с утра ожидала Инга Яновна. Только девочка была одна.

Теперь по аллее вышагивала троица. Пиночку с завязанными глазами вели Тошка и Лиля. Аккуратно завели на крыльцо, повернули на лестницу и вошли в аудиторию.

Лиля и Тошка кивнули в знак приветствия профессору, Тоша приложила палец к губам, и по умоляющему взгляду Инга Яновна поняла, что ей пока лучше помолчать. В ответ тоже кивнула и улыбнулась.

— Пиночка, я тебе обещала, что будет сюрприз, только ты не снимай пока шарф. Ладно? Ты можешь здесь петь, тут обалденная акустика. Вот попробуй.

— Правда?

— Ага!

Пиночка постояла, покрутила в разные стороны головой, пытаясь, что-то услышать, потопталась и тихонько запела выходную арию мистера Икса. Начала очень неуверенно, как будто пробуя голос, вслушиваясь в окружающее пространство. Потом просто забыла, что она ничего не видит, перед глазами была арена, а она жила в теле мистера Икса и все свое состояние души выпевала так, как будто хотела освободиться от его тоски и горечи.

Двери в аудиторию были открыты. Студенты и преподаватели шли с закончившейся пары и останавливались у порога. Никто не вошел, все замерли в восхищенном молчании. Вдруг они расступились, и в аудиторию вкатился толстячок, замер на долю секунды

и поспешил к роялю. Слова «Да, я шут, я циркач, так что же…» уже звучали под аккомпанемент.

Пиночка допела. Оглушающая тишина стояла секунд пять. Вдох — выдох и тишина взорвалась аплодисментами. Пиночка содрала шарфик с глаз и растерялась. Она увидела, что стоит в аудитории с высоченными потолками рядом с роялем. За инструментом сидит аккомпаниатор и улыбается, как будто ему премию выдали или он увидел какую-то диковинку. А около окна рядом с какой-то женщиной стоят Тошка с Лилей и смеются. Пиночка оценила Тошкин подарок — сюрприз. Только что она пела, забыв про весь мир, пела и проживала чужую жизнь, не понимая, что она действительно не ее. Она пела, ей аккомпанировали, вот только что она поняла, как может петь. И грянула овация. Это были ее первые аплодисменты. И шок.

Надо было «вынырнуть» из чужой жизни. Надо было справиться с чужими переживаниями. А ее этому не учили. И по щекам поползли слезы мистера Икса. Преподаватель выскочил из-за рояля, выхватил белоснежный носовой платок, взмахнул им в двери аудитории и, крикнув какому-то Платонову принести воды, подбежал к Пиночке.

— Деточка, все хорошо! Все просто отлично! Отчего же слезки? Не справился с эмоциями, птенчик? Это бывает, ты научишься, обязательно научишься. Будешь усердно трудиться и всему научишься. Даю честное слово Краммера!

Пиночка начала успокаиваться, а здесь подоспела вода.

— Держи, пей маленькими глоточками, — проинструктировал ее высокий молодой человек. Он говорил таким глубоким и бархатным баритоном, что Пиночка забыла плакать. По лицу еще струились слезы, а она смотрела с приоткрытым ротиком на киношного красавца. Тот деловито взял у нее из рук платок, вытер слезы и нос. И снова подал стакан.

— Давай, пей, — сначала внимательно наблюдал за поглощением воды, потом отошел к девочкам, что стояли у окна.

А толстячок, всплескивая руками, тараторил:

— Инга Яновна, вы меня, голубушка, потрясли в очередной раз. Я совершенно запамятовал, что нужно подойти сюда и посмотреть деточку. Хорошо, что двери обеих аудиторий были открыты. Вы слышали?! Полный восторг! Надо идти к ректору. Сейчас только начало сентября. Ей нельзя пропускать год. Очень опасаюсь, что ее перехватят эти проходимцы с телевидения и загубят этот редкий цветок. Его надо холить и лелеять, нельзя убирать самобытность тембра и звукоизвлечения. Ее голос надо рОстить как любимую розу в саду!

Было видно, что профессор тоже сильно удивлена:

— Иосиф Израильевич, от меня ничего не зависит. Насколько я знаю, она хочет учиться, но возможности у нее очень ограничены.

— Пфе, найти на такой голос спонсоров не так и сложно.

— Дело не в этом, у нее полугодовалый племянник на руках.

— Пусть племянником занимаются его родители.

— Этим очень сложно заниматься с того света, — подала голос сама Пиночка.

— Подождите, деточка, давайте знакомиться. Меня зовут Иосиф Израильевич, а вас?