Хочу быть лошадью: Сатирические рассказы и пьесы

Мрожек Славомир

Элеонора (вырываясь, отталкивает его). Отойди от меня, глупый.

Артур (по инерции делает несколько шагов, доходит до середины сцены, со слезами). Я хотел вас спасти, я был уже близко… Вы все губите, мир злой, злой, злой!

Аля. Иди ко мне, Артурчик (подходит к нему). Мой бедненький, как мне тебя жаль…

Артур (отталкивает ее). Меня? Жаль? Ты смеешь меня жалеть? Я не нуждаюсь ни в чьей жалости! Вы меня еще не знаете, я вам всем покажу! Хорошо, вы не хотели принять мою идею, растоптали меня! (К

Але.) Ты запачкала грязью благороднейший замысел, какой только был когда-нибудь в истории, курица! О слепота! Ты не знаешь, кого потеряла. И из-за кого? Из-за этого кретина, этого плюгавого олицетворения распада нашей эпохи! Я ухожу, но и вас не оставлю на земле. Вы все равно не знаете, зачем живете. Где этот твой сладкий любовник? Где его прогнившее брюхо? Дай-ка я его выпотрошу, твою раннюю пташку (в отчаянии кружится по комнате, ища на ощупь на столе, на столиках, даже на тахте). Револьвер! Где револьвер?! Из-за этих проклятых порядков нельзя ничего найти. Мама, ты не видела, где револьвер? (Эдик подкрадывается к Артуру сзади, достает из-за пазухи револьвер и рукояткой с размаху ударяет его по затылку. Артур падает на колени. Эдик отбрасывает оружие, ловко толкает его голову вперед и, когда беззащитная голова Артура оказывается почти на полу, поднимается на цыпочки и, сложив ладони и переплетая пальцы, как топором, бьет еще раз сверху по открывшейся шее. Артур опускается на четвереньки, касаясь лбом пола. Внимание: эта сцена должна носить очень реалистический характер. Оба удара должны быть выполнены так, чтобы не была видна их театральная условность. Пусть револьвер будет из резины, пусть даже из перьев, или пусть Артур носит под воротником какую-нибудь подкладку, все равно, лишь бы это не выглядело «театрально».)

Аля (становясь на колени возле Артура). Артур!

Элеонора (становясь на колени с другой стороны). Артур, сын мой!

Эдик (отходит в сторону, смотрит на руки, говорит удивленно). А он был крепкий.

Артур (медленно, тихо, как будто очень удивленный). Странно… все куда-то исчезло…

Аля. Я не хотела… Это все неправда!

Эдик. Ох ты!

Артур (все еще касаясь лбом пола, тихо). Я любил тебя, Аля…

Аля. Почему ты мне раньше этого не сказал!

Эдик. Я люблю тебя, а ты спишь.

Элеонора (подбегает к Стомилу, трясет его). Проснись, твой сын умирает!

Стомил (открывая глаза). Как, еще и это? Ничего не пощадите? (Встает с трудом и, поддерживаемый Элеонорой, приближается к Артуру. Артур на середине сцены все в том же положении. Элеонора, Стомил и Евгений стоят над ним, Аля на коленях, Эдик в стороне удобно расположился в кресле.)

Артур (ложась на пол, выразительно). Я хотел! Я хотел! (Пауза.)

Аля (вставая с колен, твердо). Умер.

Евгений. Может быть, это и лучше для него. Он чуть не стал дядеубийцей.

Стомил. Простите его, потому что он был несчастен.

Евгений (великодушно). Я не питаю к нему зла. Все равно он мне уже ничего не сделает.

Стомил. Он хотел победить

наплевательство и как-нибудьство Жил разумом, но слишком эмоционально. За это его убило чувство, которому он изменил ради абстракции.

Эдик. Котелок у него варил хорошо, только он был слишком нервный. Такой не убережется (остальные поворачиваются к нему).

Стомил. Молчи, негодяй, и оставь этот дом. Будь доволен, что мы не сводим с тобой счеты.

Эдик. А почему это я должен уйти? Повторяю, котелок у него работал хорошо. Я тут останусь.

Стомил. Зачем?

Эдик. Теперь моя очередь. Вы будете слушать меня.

Стомил. Мы? Тебя?

Эдик. А почему бы и нет? Вы видели, какой у меня удар. Но вы не бойтесь, только сидите тихо, не выскакивайте, слушайте, что я говорю, и вам будет со мной хорошо, увидите. Я — свой парень. И пошутить могу, и повеселиться люблю. Только чтобы была дисциплина.

Евгений. Однако мы влипли…

Эдик. Господин Евгений, что за выражение? Лучше снимите с меня сапоги…

Евгений. Подчиняюсь насилию, но в душе презираю.

Эдик. Ты можешь презирать себе сколько угодно, только сними. Ну, шевелись, раз, два! (Евгений становится на колени и снимает с Эдика сапоги.)

Стомил. Мне казалось, что общечеловеческое правит нами и за это просточеловеческое нам мстит, убивая нас. Но теперь я вижу, что это всего только Эдик.

Элеонора. Может быть, нам не будет так уж плохо, Стомил. Ведь он разрешит тебе диету.

Евгений (с сапогами в руках). Вычистить?

Эдик. Можешь взять их себе. Все равно я переодеваюсь (встает и стаскивает с Артура пиджак, надевает его и смотрит на себя в зеркало). Тесноват, но терпеть можно.

Стомил. Пойдем, Элеонора. Мы только сраженные горем старые родители.

Эдик. Только смотрите, далеко не уходить. Ждите, когда позову.

Элеонора. Ты идешь с нами, Аля?

Аля. Иду. Он меня любил, этого уже никто у меня не отнимет.

Стомил (про себя). Допустим, что это была любовь.

Аля. Вы что-то сказали?

Стомил. Нет, ничего особенного (Элеонора и Стомил, держась под руку, выходят. Аля за ними. Эдик вертится перед зеркалом, делая разные мины, «приличные» и «благородные», принимая различные позы, выдвигая челюсть, подбочениваясь и т. п. Евгений проходит через сцену с сапогами Эдика в руках. Останавливается над Артуром).

Евгений. Мне кажется, Артур, что ты уже никому не нужен. (Евгений стоит над Артуром, размышляя. Эдик выходит и тут же возвращается с магнитофоном. Ставит его на стол, включает. Очень резко и громко раздаются звуки танго «Кумпарсита», обязательно это, а не другое.)

Эдик. Пан Геня, потанцуем?

Евгений. С вами? А знаете, пожалуй. (Ставит сапоги возле Артура и оказывается в объятиях Эдика. Они принимают соответствующую позу, ожидая такта, и начинают танцевать. Они танцуют. Евгений, старый, благородный, в черном пиджаке. Эдик в пиджаке Артура, из коротковатых рукавов которого вылезают его сильные руки, обнимающие Евгения. Танцуют классически, со всеми фигурами и проходами, блестяще. Танцуют, пока не упадет занавес, после чего еще некоторое время продолжает звучать танго.)