Хочу быть твоей

Николаева Юлия Николаевна

— Например, уложить тебя в постель и не вылезать оттуда до вечера.

Подошла официантка, а я покраснела, подумав, что она могла услышать последние слова. Правда, её лицо осталось непроницаемым.

Когда принесли заказ, и мы принялись есть, я спросила:

— Так мы, правда, пообедать, или ты хочешь с Давидом о чем-то поговорить?

— Не о чем разговаривать, мы с ним уже все обсудили.

Тут Тима замер, хмурясь и глядя за меня, я аккуратно повернула голову и затаила дыхание: в зал вошел Жильцов.

— Он как обычно появляется, словно черт из табакерки, — процедила, отворачиваясь.

Надежды

на то, что мы останемся незамеченными, не было, и я мысленно приготовилась к вопросам, но Жильцов удивил: в нашу сторону даже не посмотрел. Обедал с мужчиной и в основном задумчиво молчал. Я кидала на него взгляды помимо воли, внезапно находя странную перемену в поведении. Мужчина словно растерял некоторую манерность и теперь выглядел погруженным в себя. Это пугало, мало ли что он там себе надумает, вдруг это как раз меня касается. Один раз мы все же столкнулись взглядами. Я хотела тут же отвернуться, но задержалась, ловя его задумчивый, изучающий. И снова мне стало не по себе. Впервые я подумала, что за привычной манерностью может скрываться что угодно. Я знаю, что он хитер и безжалостен, но он человек, а значит, намешано в нем, как в любом другом, будь здоров. И новые перемены страшили, потому что я связывала их с флешкой.

— Как думаешь, — обратилась к Тиме, — Жильцов может знать, что мы нашли компромат?

— Не знаю. Но пока склоняюсь к тому, что нет. Иначе какой смысл ему выжидать?

И все-таки что-то настораживало. Хотелось поскорей покинуть ресторан. Но когда мы, расплатившись, направились к выходу, Жильцов, поднявшись, сделал шаг к нам навстречу. Напряглись мы с Тимой одновременно, я это почувствовала, останавливаясь и цепляясь за его руку.

— День добрый, — Жильцов растянул губы в улыбке, совершенно неискренней, — раз уж мы случайно встретились, могу я побеседовать с Викторией?

Обращался он к Тиме, тот ответил:

— У нас вроде еще есть время?

Жильцов усмехнулся.

— Просто разговор. Никаких угроз, посягательств и условий.

Он ждал, мы с Тимой переглянулись. Происходящее мне не нравилось, но стало любопытно, что мужчина еще задумал. По-хорошему, наплевать и уехать, но я понимала: лучше узнать, что он хочет.

— Хорошо, — ответила ему, Жильцов, кивнув на свободный столик, направился туда.

— Я рядом, — хмуро сказал Тима, отпуская мою руку.

Я разместилась напротив мужчины. Подошедшая официантка взглянула с недоумением. Жильцов, заказав два кофе, принялся рассматривать меня задумчиво и внимательно. От этого взгляда я начала томиться. И вдруг он спросил:

— Что ты чувствуешь?

Я подняла на него глаза в изумлении. Нет, честно, чего угодно ожидала, но только не такого вопроса.

— Простите? — спросила его.

— Я убил твоего парня, втравил тебя в историю, поставил невыполнимые условия для дальнейшего существования. Ты меня ненавидишь?

Я хлопала глазами. Это, что, разговор по душам? Он в своем уме? Может, перепил или, не знаю, узнал, что скоро умрет? С какого фига его тянет тут на философию, тем более, в моей компании?

Но посмотрев на него и поймав изучающий взгляд, я вдруг разозлилась. Опрометчивый поступок, но почему-то в тот момент показалось: терять мне уже нечего.

— Хотите знать, что я чувствую по отношению к вам? — перегнулась я через стол, глядя на него. — Нет, я вас

не ненавижу. Потому что ненависть — это чувство, а по отношению к такому, как вы, любое чувство — слишком шикарный подарок. Если бы я могла, я бы вас убила, — на этих словах Жильцов склонил голову набок, продолжая смотреть непроницаемым взглядом, — но я не могу. Не потому, что не имею возможности или боюсь последствий, нет. А потому, что я не такая, как вы.

Замолчав, я откинулась на спинку, только начиная осознавать, какую глупость совершила. Взглянула на мужчину, он, достав из бумажника несколько купюр, бросил их на стол. Встал, я вскочила следом, Жильцов сказал мне:

— Молодец, — и ушел из зала.

Я провожала его спину со внезапно сжавшимся сердцем. Что я сейчас совершила? Подписала себе приговор? Боже, какая дура. Тима оказался рядом почти сразу.

— Все нормально? — спросил, пока я продолжала пялиться на удаляющуюся спину, я медленно кивнула.

— Поехали домой, — сказала ему, — проветрились, и будет.

На обратной дороге Тима пытался выпытать подробности, но я отмалчивалась. Почему-то все произошедшее за столиком казалось слишком… личным? Непонятным, неразумным, глупым, вот каким. Личным… Тоже придумала. Однако рассказывать не хотелось, и я соврала, что он просто интересовался тем, как идут поиски.

— Видимо, пытался прощупать обстановку или нагнести атмосферу, — добавила, глядя в окно. Врать было сложно и неприятно. Особенно Тиме. Но я врала, сама не понимая, почему.

Настроение было ни к черту, хотелось побыть одной, на удачу, Тима уехал за Катькой, а я лежала на кровати, глядя в потолок и раз за разом прокручивая в голове разговор в ресторане. И спустя полчаса решила: что-то произошло. Что-то, что сподвигло Жильцова на этот разговор. Но понять, что именно, я, само собой, не могла, и маялась. Лучше бы мы вовсе его не встречали, а теперь вот думай, что происходит…

Глава 29

Однако думай-не думай, изменить уже ничего бы не вышло, и остаток дней пролетел в тревожном ожидании часа икс. Мы с Катькой оставались дома, так решил Тима. Я посчитала это нелогичным, потому что условия ставили мне, так что и идти тоже надо было мне. Но Тима настоял на своем, и я уступила. Моя задача сидеть на чемоданах и ждать звонка с указаниями. На самом деле, это чуть ли не самое сложное. Через сорок минут после отъезда Тима написал, что он на месте, и я принялась наматывать по квартире круги. Мысли в голову лезли разом все, а в итоге сосредоточиться не получалось ни на одной. Я выкурила три сигареты, выпила стакан воды, намотала нн-ое количество кругов, когда раздался звонок домофона. Замерев в кухне, слушала трель, пока Катька не показалась в прихожей.

— Чего не ответишь? — спросила почему-то шепотом, а я сделала несколько шагов в ее сторону. Сама не знаю, почему, но в груди появилась тяжесть, сердце замерло, а дышать стало трудно. Сняв трубку, бросила нервное «алло». На том конце раздался до боли знакомый голос:

— Привет, Царева.

Я закрыла глаза. Это был Влад.

— Эй, Царева, — услышала опять его голос, — ты там в обморок от счастья грохнулась?

Открыв глаза, я увидела тревожно смотрящую Катьку, а еще поняла, что сжимаю трубку так, что она, кажется, сейчас треснет.