Хочу харчо (Рассказы, Монологи, Сценки, Пьесы)
Шрифт:
Так вот летом у нас в институте, как известно, экзамены. Вступительные. Одним словом, абитуриентов принимаем. Народу к нам поступает много, все хотят быть докторами, иметь высшее образование. На каждое место человек десять поступает… можете представить, что творится.
В вестибюле летом не протолкнешься. Все ходят, волнуются, шепчут, в книжки заглядывают… Здесь же родители стоят кучками, тихонько пугают друг дружку… Этот, мол, доцент, страшный, а тот, мол, еще страшнее! Пропадут, мол, наши дети!
Я даже специально в столе бутылку валерьянки держу. Как кому плохо, так в стаканчик накапываю. Очень помогает от нервной системы.
Так вот в тот памятный день из-за валерьянки и началось. Стояла в вестибюле одна мамаша с дочерью — абитуриенткой. У обеих вид был ужасно перепуганный. Дочка дрожала, а мать ее по голове гладила. Гладила, гладила да вдруг за сердце сама и схватилась.
Ну, я свое дело знаю. Достал валерьянку, отлил в стаканчик и к ней.
— Выпейте, говорю, гражданка! Очень помогает от нервной системы.
Она выпила и говорит:
— Спасибо вам большое, а то мне что-то плохо сделалось.
Я говорю:
— Напрасно вы себя изводите. Сдаст ваша дочка.
Дочка говорит:
— Ни в коем случае! Я сегодня физику доценту Грачеву сдаю, а он же зверь!
Я говорю:
— Какое вы имеете, девушка, право оскорблять наших сотрудников? Товарищ, говорю, Грачев Виктор Георгиевич очень даже хороший человек. Я его прекрасно знаю!
Сказал и отошел к своему рабочему месту.
Только вскоре подходит ко мне эта мамаша и говорит:
— Уважаемый товарищ дежурный! У меня к вам интимный разговор. У меня дочка очень нервная. С ней вот-вот должна произойти истерика. Помогите, ради бога!
Я говорю: «Пожалуйста!» — и лезу за валерьянкой.
— Нет, — говорит мамаша, — вы меня не так поняли. Я прошу у вас протекции. Вы сами сказали, что хорошо знаете доцента Грачева. Так не смогли бы вы за нас замолвить словечко? Ничего такого особенного не надо, лишь бы он к ней подобрее отнесся…
И смотрит на меня так жалобно-жалобно. А сзади дочка выглядывает — вся бледная и губы кусает.
И вот тут, гражданин следователь, дал я слабину! Мне бы шугануть их да кулаком стукнуть, а я расчувствовался.
— Хорошо, говорю, мамаша. Попробую. Как фамилия?
— Николаева, — говорит.
— Ладно, говорю, попытаемся!
Встал и пошел на кафедру физики. Постоял там пять минут, папироску покурил — и назад.
Эта Николаева — ко мне.
Я говорю:
— Все в порядке! Пусть сдает и не сомневается.
Мамаша Николаева говорит:
— Спасибо вам большое!
Я говорю:
— Не стоит!
Для чего я это сделал, гражданин следователь? Просто для поднятия духа, как говорится. Подумал: пусть девчонка думает, что за нее хлопотали. Все нервы спокойнее
Действительно, выбегает вскоре эта девчонка и вся сияет. «Пятерка, кричит, мама!»
Тут они с мамашей целуются от радости и прыгают.
Я тоже сижу довольный, что мой фокус удался.
Только затем подходят они ко мне и начинают благо, дарить. Мол, я спаситель, чудесный человек и все такое.
Я, понятно, сижу смущаюсь.
Но после этих слов мамаша лезет в сумку и сует мне двадцать пять рублей.
Гражданин следователь, я отказывался. Я их ни в какую не брал. Говорил даже: «Да что вы, ей-богу!..»
Но эта женщина сунула мне в карман деньги и убежала вместе с дочкой.
Весь вечер потом я совестью мучился. Переживал вовсю. Водки выпил. «Нехорошо, думаю, получилось!» И твердо решил утром деньги этой гражданке вернуть. На другой день пришел рано на работу, сел за стол, жду. А ее нет и нет. В вестибюле опять полно народу. Ходят, волнуются.
И вдруг подходит ко мне незнакомая женщина. Такая вся из себя полная.
— Здравствуйте, говорит, Иван Сергеевич. Я к вам по рекомендации Николаевой. У меня сегодня сын физику сдает. Выручайте!
Я прямо обомлел.
— Да вы что, говорю, рехнулись? Ничего я не могу сделать. Отойдите и не мешайте работать!
А она в слезы.
— Голубчик, говорит, умоляю! Не будьте так жестоки. Мой сын должен стать врачом. Он — талант. Он с детства лягушек резал и все такое. Если он не поступит, я не переживу. У меня давление высокое!
Ну что было делать, гражданин следователь? Ведь все мы люди. Все должны друг другу помогать. У нас так и в кодексе записано, что висит на стене в главном корпусе. Что тут поделаешь?! И опять, конечно, я дал слабину. Проявил нестойкость.
— Ладно, говорю, попробую помочь. Но ничего не гарантирую.
Она говорит:
— Конечно, какие гарантии?! Просто слово замолвите!
Опять пошел я на кафедру. Покурил там, выхожу.
— Все в порядке, — говорю. — Пусть идет, не сомневается!
— Спасибо! — говорит мамаша. — Я вам буду очень благодарна. Только ведь вы фамилию у меня не спросили!
— Ничего, — говорю. — Я его по приметам описал.
— Так вы ж его ни разу не видели, — говорит.
— Ничего, — говорю. — Я ваши приметы описал. Он ведь на вас похож?
— Не очень, — говорит. — Он у меня приемный!
Я даже разозлился. Говорю:
— Не волнуйтесь, мамаша! Все сделано! Лишь бы знал хорошо!
И вот, гражданин следователь, можете поверить: через полчаса подбегает к этой мамаше какой-то парень в очках, целует ее и кричит: «Пятерка!»